– Это… странный специфический страх.
Савви кивает, наблюдая за мной, и только тогда я понимаю, что она в замешательстве. Может, он и не странный. Может, это просто специфический страх.
– Ни у кого в моей семье не было никаких проблем с сердцем, насколько я знаю. А твои родители думают, что были?
– А я разве знаю? Чаще всего я просто бесилась из-за этого. – Савви выдохнула. – Но в конце концов все это как-то стерлось.
– Ну, ты как бы противоположность ипохондрику. Я уверена, что даже будь ты на пороге смерти, ты бы вызвала темного жнеца на баттл по питью зеленого сока и пошла дальше своей счастливой дорожкой. Ты самый здоровый человек из всех, кого я знаю.
– Да, потому что я должна быть такой. Плясать и петь о том, что забочусь о себе, чтобы родители от меня отвязались. – Она смеется, расслабляя колени и распрямляя спину, как будто слова расшатали что-то в ее суставах, и она не знает, как их удержать. – Не думаю, что я когда-нибудь с кем-то делилась подобным.
Я подталкиваю ее колено своим, и это немного успокаивает ее.
– Я думаю, что об этом наверняка уже знают твои друзья.
Улыбка Савви становится слабой, менее осознанной. Как будто она переосмысляет что-то.
– Да, – говорит она и добавляет: – Для ясности – мне нравится то, чем я занимаюсь. Я имею в виду инстаграм. Или…
– Тебе нравится проводить время с Микки.
Савви молниеносно выпрямляется, что лишний раз подтверждает мою правоту, хотя искренне желаю, чтобы это было не так. Или хотя бы понять, когда мне следовало держать рот на замке.
– Ты собираешься уехать? – спрашивает Савви, и ее голос звучит даже тише, чем утром.
Я тереблю сорняк, торчащий из земли, протыкая его стебель ногтями, наблюдая, как соки растения окрашивают мою кожу в зеленый цвет. Не существует сценария, при котором мои родители не заберут меня отсюда. Но я не чувствую разочарования так остро, как ожидала. Время, которое я провела здесь – утро, наблюдая за восходом солнца с Савви и Руфусом, полдень на воде с девочками и побеги с Финном за лучшими пейзажами для моих фото, ночи, когда я ела руками еду Лео и Микки – это всегда было слишком хорошо, чтобы продолжаться. Как в приятном сне, но ты знаешь, что это сон. Я одолжила слишком много времени, чтобы дальше находиться здесь.
– Я не хочу.
Савви отчасти расслабляется, как будто она может отпустить лишь несколько делений напряжения за раз.
– Ну, ты уже пропустила летнюю школу, верно? Ущерб уже нанесен.
– Есть вторая смена, – жалобно говорю я. – И она начнется только через две недели после окончания лагеря, но я уверена, что они все равно меня заберут. Я даже удивлена, что это не случилось раньше.
– Твои родители очень хотят, чтобы ты поступила в хороший колледж или что?
Я пожимаю плечами. На самом деле мы не так уж много об этом говорили. Я всегда считала, что буду учиться в ближайшем муниципальном колледже, пока не пойму, чем хочу заниматься, и никто не возражал против этого.
– Тогда почему они так зациклены на твоих оценках и записывают тебя на все эти занятия?
– Я вроде как не тупая.
– Я знаю, – говорит Савви. Не слишком быстро и в то же время очень успокаивающе. – Виктория упомянула, что твои вступительные баллы на практике, очевидно, слишком высоки, чтобы оправдать твою подготовку к SAT.
Даже будучи по локоть погруженной в попытки препарировать драму наших родителей, мне странно приятно это слышать.
– Я… Я не знаю. Мои оценки всегда были нормальными. Но в этом году… не настолько хорошими, думаю.
Чего я не говорю, так это того, что они ухудшились после смерти Поппи. Это случилось прямо перед началом учебного года. Мои оценки были не так уж плохи, и родители переживали не за них – их до смерти напугало мое безразличие.
И дело не в том, что мне было все равно. Просто к началу учебного года я была измотана. Все менялось – не только большие, пугающие перемены, но и маленькие, более жизненные. Перестановки в нашем распорядке дня, то, что моим родителям приходилось справляться со мной без Поппи, который во многом помогал. Я не понимала, насколько огромная доля заботы об Эбби Дэй была возложена на него. Я не понимала этого до тех пор, пока родители не изменились, чтобы компенсировать это, и внезапно огромная доля их внимания была направлена на меня.
– Они просто начали настраивать меня на занятия по всем предметам, даже по тем, с которыми я справлялась.
– И ты ненавидишь это.
– Со жгучей, пламенной страстью.
– И ты им не сказала.
Это не вопрос. Моя репутация человека, который позволяет проблемам загнивать, очевидно, опередила меня.
– Сначала все было не так уж плохо, – объясняю я. Протеиновый батончик становится мучнистым на вкус, слишком плотным, чтобы его прожевать. Я сворачиваю остатки и кладу на колено, наблюдая, как он балансирует на нем, в ожидании падения. – Поппи – мой дедушка – он всегда выбивал их из закручивающихся лопастей родительской опеки, когда они заходили слишком далеко. Иногда он даже похищал меня, и мы отправлялись на тропу или на Зеленое озеро с нашими камерами.
– Звучит весело.
Мои глаза по-прежнему устремлены на батончик, и я даже рада, когда он падает, так как есть на чем сосредоточиться.
– Да, – мой голос дрожит. – В любом случае, это своего рода шутка над ними. Чем больше репетиторов они мне назначают, тем хуже становятся мои оценки.
– Ты делаешь это специально?
Делаю ли? Иногда мне кажется, что последний год выскользнул у меня из-под ног, и я даже не могу измерить его из-за тех вещей, которые произошли. Потеря Поппи. БНИ. Новость о Савви. Остальное – мутная пелена, словно я плыла под водой, пытаясь двигаться по течению, и только сейчас вынырнула на поверхность и поняла, как далеко зашла.
– Я так не думаю. Но… когда я начала отставать…
– Трудно было нагнать.
– Может, если бы они дали мне продохнуть. Если бы у меня было немного времени на… – Я вздыхаю. – Я имею в виду, вся эта подготовка к экзамену по методике Рейнольдс? Я не испытываю к этому ненависть. У меня даже получается. Потому что у нас есть время, чтобы после учебы заниматься своей фигней. Моему мозгу удается обнулиться. Сброситься. Как угодно это называй. – Савви в ответ благодарно кивает. – И я поговорю с ними. Может быть, позже. Когда время будет не таким…
– Да, – соглашается Савви. – И это трудно, я думаю. Злиться на то, что они делают, потому что любят нас.
У меня в груди защемило что-то, что в этом хаосе мне удавалось игнорировать: я скучаю по ним. Я даже почти хочу, чтобы все вернулось на круги своя, лишь бы только обнять их, поговорить с ними о скучных моментах моего дня, которые никого больше не волнуют, и почувствовать то теплое ощущение, что они – мои, не взирая на все, что происходит вокруг.
