Поскользнувшись голыми ступнями на кучке грязи, альв с трудом удержал равновесие и, быстро разбросав оставшиеся листья алоказии, отступил под укрытие ближайших деревьев. Он промок до нитки, по колено был испачкан в глине, а его зубы постукивали друг о друга, но в гамак Бриасвайс не торопился залезать – ему еще предстояло пару часов нести ночное дежурство.
– Что за дела у тебя в Гарвелескаане, что ты так торопишься успеть обратно? – уже замотавшись в ткань, как в кокон, поинтересовался все же Ашарх.
– Не твое дело, человек, – злобно выплюнул альв, скрещивая руки на груди и прислоняясь спиной к теплой коре древа хацу. – Ясно тебе или нет?
– Я лишь хотел узнать, может, смогу помочь чем-то, – извиняющимся тоном пробормотал профессор, недовольно заворочавшись и расправляя свою скомкавшуюся рубаху.
– Никогда нельзя рассчитывать на чужую помощь, иначе потеряешь контроль над ситуацией и сам не заметишь, как твоя жизнь перестанет быть твоей.
– Хочешь сам плавать по горло в трясине проблем, не мне тебе мешать… В конце концов, и правда, чего это я должен протягивать тебе руку помощи, когда вы с Тестариусом согласились пропустить наше посольство только за отдельную плату…
Бриасвайс презрительно фыркнул и отвернулся в сторону от преподавателя, не намереваясь и дальше развивать эту тему. Он так и остался в одиночестве нести свой дозор под проливным дождем, прикрываясь лишь опавшими листьями хацу и хмуро поглядывая по сторонам.
Весь следующий день ливень не прекращался, будто небеса прохудились и стремились как можно скорее излить на землю свои воды. Во всем караване уже не было ни единого живого существа или вещи, которые бы не промокли насквозь. Дорогу окончательно развезло, и пару раз повозки намертво вставали посреди бездонных луж и топкой грязи. Условия для путешествия выдались не самыми лучшими, к тому же еще и поднялся сильный ветер, который гнул деревья, шумел в кронах и мешал путникам прикрываться от непогоды плащами и листьями.
К счастью, ближе к сумеркам отряду удалось добраться до небольшого постоялого двора, представлявшего собой бедную хибару, в одной части которой жил сухой, как ветошь, одноногий альв, передвигавшийся только благодаря самодельному протезу из бамбука, а другая была отведена под отдых гостей. Слоны разместились под хлипким навесом на улице, а посольство вместе с солдатами потеснилось в одной-единственной комнате дома. Все углы там были черными от грязи и плесени, запах стоял гнилостный, и кроме трещавших от любого движения лежаков хозяин больше ничего и не сумел предоставить своим постояльцам. Хотя даже кроватей хватило не всем – нескольким альвам пришлось спать прямо на полу, на тростниковых циновках, а ни о какой еде для голодных путников речи и вовсе не шло.
– Хорошо уже хотя бы то, что эту ночь мы проведем под крышей, – нашелся Виек.
– Жаль, что кроме целой крыши здесь больше ничего и нет, – из своего угла проворчал на такое заявление Оцарио, вертевшийся на своем лежаке, как угорь на сковородке.
– В дороге надо уметь радоваться мелочам, – нравоучительно ответил гвардеец. – Иначе весь путь будет казаться сплошным наказанием.
Такого торговец принять спокойно попросту не мог:
– Но ведь так оно и есть! Назвать эти джунгли по-другому как сплошным мучением язык не поворачивается! Кругом одни заросли, колючки, какие-то огромные вонючие цветы или острые как бритва травы! За каждым кустом ждет либо очередная жаба, ящерица или змея, либо хищная зверюга, только и жаждущая, как закусить тобой! И конца-края этому зеленому безумию нет! А теперь еще и вода льет с неба без остановки!..
– Неужто наш бравый путешественник, который все пустыни вдоль и поперек изъездил, не может теперь выносить дорожные трудности без соплей? – с издевкой спросил Виек. – Хочешь быстрее вернуться домой, к матери под юбку, а, торгаш?
Оцарио задохнулся от возмущения, но отвечать задире не стал, чтобы не получить в пылу ссоры кулаком в лицо, как до этого уже частенько происходило. Виек обыкновенно долго шуточками не обменивался, а как только что-то в разговоре шло вразрез с его мнением, так он сразу же норовил продемонстрировать обладание недюжинной силой. Это был его любимый аргумент в решении любых споров с Оцарио, хоть торговец и пытался каждый раз успокоить своего собеседника или пойти на мировую.
– Вы, двое, опять там что-то не поделили? – прокаркал со своего места Манс, который застудил под дождем горло и теперь разговаривал не иначе как гнусавым охрипшим голосом. Сестра уже заботливо приготовила для него лечебный травяной настой из компонентов, захваченных еще из Первого Бархана, и теперь юноша, зарывшись под одеяло, прихлебывал горячий напиток и сверкал глазами в сторону споривших Виека и Оцарио.
– Я лишь говорю о том, что когда отправлялся на должности сопровождающего вместе с посольством в дальнюю страну, то рассчитывал на куда более приличные условия, – повернувшись к Мансу, поделился своими душевными страданиями торговец.
– Что, надеялся на хоромы во дворцах и лучшую выпивку? – не смог промолчать Виек.
– Хотя бы на достойный ночлег и горячую еду!
– Помнится, в Гарвелескаане нам предоставили и то и другое.
– Жесткий лежак и кислые фрукты – это не то, о чем мечтает путник после дальней дороги, – пробормотал Оцарио. – К тому же, с тех пор больше ничего и не было. Спим на деревьях, как обезьяны… Или как там зовут этих местных зверьков с хвостами?.. Питаемся только гадостью всякой. Ни нормального отдыха тебе, ни тепла и сухости.
– Ты всегда можешь уйти, – растянул губы в гадкой ухмылке Виек. – Тебя здесь никто не держит, торгаш. Вернешься домой, под крылышко своих братьев и матриарха. Вновь будешь жить-поживать, проблем вокруг не видеть. И не будешь знать ни о каких трудностях.
– Я так не поступлю! – внезапно выпятив вперед свою широкую грудь сказал Оцарио. – Посол рассчитывает на весь наш отряд, в том числе и на меня! Я пройду с Лантеей до самого Синклита и, если понадобится, буду бок о бок с ней отстаивать интересы нашего народа перед альвами!..
– Неожиданно смелое заявление… – невольно протянул гвардеец.
– Виек, прекрати, – с укором произнес Манс и закашлялся. – Может, в чем-то Оцарио и кажется тебе несостоятельным, но все же он уже стал неотъемлемой частью нашего отряда, нашим товарищем. И прогонять его никто не смеет, кроме, разве что, Лантеи. Но она так никогда не поступит. Уж я-то знаю.
Он стрельнул глазами в сторону сестры, примостившейся на лежанке неподалеку и сквозь приоткрытые веки наблюдавшей за спором в состоянии легкой дремоты.
– Спасибо, – одними губами прошептал Оцарио юноше.
Манс махнул кистью в ответ и пригубил свой травяной настой, чтобы промочить зудевшее горло. А после отвернулся и скорее заснул, разморенный теплым питьем.
На утро небо немного прояснилось, ливень практически прекратился, и лишь с деревьев продолжали стекать редкие ледяные капли. Слоны шли куда быстрее, больше не осторожничая и не выбирая дорогу почище. И когда во второй половине дня тропа неожиданно еще сильнее расширилась и вывела отряд к высокой каменной стеле, сложенной из желтоватых известняковых блоков, Бриасвайс удивленно присвистнул.
