Лантея, ни секунды не раздумывая, вихрем бросилась обратно, не в силах обречь своих товарищей на такую бесславную страшную смерть. Ашу и Мансу ничего не оставалось, как вернуться к месту сражения следом за своей спутницей. Их лица были белы от ужасного зрелища поверженных гвардейцев. Но троица даже не успела приблизиться к раненому Виеку, как имперская ловушка захлопнулась: ифриты опустили свое оружие, на их лицах были злорадные ухмылки. Они смотрели за спины пришедшим на подмогу путникам. Аш обернулся и почувствовал, как его сердце ушло в пятки. Крупный отряд из дюжины имперцев умело теснил их от пролома в крепостной стене, и черные псы скалили клыки, бегая возле ног своих хозяев. Теперь пустынники были окружены со всех сторон. Виек безостановочно стонал от боли, корчась на земле, и от его изуродованной руки валил густой отвратительно пахнувший дым, а Эрмина уже безжизненно обмякла на траве: ксоло раскусил ее голову как орех своими мощными челюстями, разбросав по земле содержимое черепной коробки.
Ифриты не пытались больше нападать, они ждали добровольной сдачи. И Лантее не оставалось выбора. Она бросила оружие на землю, и ее товарищи были вынуждены сделать тоже самое.
Глава девятая.
Рабская доля побежденных
Матерь повелевает детям своим не бояться смерти, ибо нет в ней ни тайн, ни страхов.
Четвертый закон. Скрижали Эван‘Лин
Пленников быстро и грубо связали, отобрав все оружие и проверив на его наличие даже голенища сапог. Поясную портупею с Лантеи сдернули полностью, лишив ее как флакончиков с ядами, так и почти пустого мешка с песком. У Ашарха вырвали из рук гладиус, и кто-то из воинов даже сразу же приладил его себе поверх боевой юбки. А другой солдат уже заграбастал стеклянный нож Лантеи, который был воспринят мародерами как крайне забавная вещица. На мертвецов, валявшихся на земле, никто из имперцев не обратил внимания. Они спокойно прошли мимо трупов своих собратьев и так же безучастно перешагнули через изувеченное тело Эрмины, с которого дрожавший Виек не сводил опустошенный взгляд. Пока ифриты вереницей вели пленников к центру захваченного города, гвардеец до последнего момента оборачивался, и, казалось, даже сожженная до кости рука совершенно его не волновала. Его душа и сердце навсегда остались лежать там, на вытоптанной поляне, вместе с бездыханным телом супруги.
Цветущий Гарвелескаан превратился в разграбленное и обезображенное место: десятки разрубленных и почерневших трупов покрывали землю, дымились обвалившиеся тростниковые хижины, и, разгоняя ночную тьму, по-прежнему ярко полыхали деревья хацу, объятые магическим пламенем. Ифриты блуждали по уцелевшим каменным домам и между телами убитых, собирая в мешки награбленное оружие и украшения, за волосы выволакивая из укрытий стариков и женщин с детьми. Угольно-черные псы ксоло с наслаждением вгрызались в еще теплые внутренности погибших альвов, пачкая свои морды в крови и виляя обрубками хвостов. Такое пиршество было им по нраву, и звери торопились скорее набить животы, пока хозяева не прервали их трапезу.
На центральной городской площади прямо на земле, прижимаясь друг к другу, сидело около сотни связанных и избитых альвов. Вокруг них бродили псы и имперцы, зорко наблюдавшие за пленными, среди которых было куда больше простых мирных жителей, чем воинов. Некоторые альвы прижимали к себе плачущих детей, трясущимися руками убаюкивали младенцев или зажимали раны на своем теле. Дети Леса с лицами, покрытыми копотью, залитыми слезами и кровью, в ужасе и отчаянии смотрели по сторонам, не видя больше для себя никакой надежды на спасение. Их дом был разорен и сожжен дотла.
Ашарха и его товарищей грубо толкнули на землю к остальным пленникам. Виек сразу же зашипел от боли: его обожженная рука выглядела крайне скверно, двигать ей он практически не мог и лишь держал на весу, стараясь не касаться лишний раз. Пока выдалась минута, Аш помог Лантее оторвать ошметки рукава гвардейца, чтобы освободить рану от обгоревших тряпок. Виек держался из последних сил, сжимая зубами воротник своей рубахи, чтобы не закричать во все горло и не привлечь к себе еще больше ненужного внимания. У Манса тоже кровоточила длинная царапина на предплечье, но от помощи он отмахнулся, больше озабоченный тем, что теперь с ними всеми будет.
– Они убьют нас? – одними губами спросил бледный как полотно юноша.
– Не думаю. Империя славится работорговлей… – едва слышно прошептал ему в ответ профессор. – Из всех налетов ифриты приводят пленных, которых потом продают на рынке рабов.
– Молчать, лесные выблядки! – гнусавым голосом рыкнул один из воинов, следивших за альвами, и поднял вверх руки с двумя тяжелыми топорами. Все невольники мгновенно затихли.
Через час из дальней части города вернулся крупный отряд ифритов, который вел целую толпу связанных и избитых жителей Гарвелескаана. Их было около сотни, и они также присоединились к тем, кто уже сидел на площади. Многие были ранены, кто-то лишился конечностей, другие отделались ссадинами и ожогами. Ашарх очень надеялся, что все же большинству жителей города удалось вовремя укрыться в лесной чаще, тогда можно было рассчитывать на прибытие подмоги и последующее спасение пленных. К тому же дым горевших хацу, поднимавшийся до самых небес, не могли не заметить в соседних городах и поселках. Однако пока что участь защитников Гарвелескаана была незавидной и весьма горькой.
В какой-то момент всех пленных ударами и грозными окриками заставили подняться с земли. На вопли раненых никто не обращал внимания: их били нагайками по спине до тех пор, пока они не вставали или же не умирали под градом хлестких ударов. У матерей выдергивали из рук детей, даже грудных младенцев, невзирая на слезные мольбы, и либо сразу перерезали им глотки на глазах у родителей, либо бросали в пылавшие повсюду костры. Крики отчаявшихся наводнили город. Ифриты плотным кольцом окружили своих рабов, а отдельные воины связали пленников друг с другом, пропуская веревку через стянутые руки, делая петлю на горле, и выводя ее к следующему рабу – они создавали колонны. Позади Ашарха привязали Манса, а вот Лантея и Виек оказались порознь совсем в другой шеренге. Когда дело было закончено, ифриты провели рабов через распахнутые настежь каменные врата крепости и пострадавший от взрывчатых смесей мост.
За спиной остался опустевший Гарвелескаан и охваченный пожаром Лес.
На другом берегу реки Мистис, укрывшись в мангровых зарослях, уже собиралось войско имперцев, готовясь уходить прочь от границ Ивриувайна со своей добычей. Ифриты торопились, укладывая трофеи на спины ксоло, смывая с себя кровь в водах шумной реки и постоянно поглядывая на дымившиеся развалины крепостной стены. Ашарх, посвятивший многие годы своей работы в академии изучению истории империи Ис, был знаком с воинскими формированиями ифритов и легко мог отличить одно подразделение от другого. Он украдкой разглядывал войско, подсчитывая количество бойцов, и в итоге пришел к выводу, что напавшие на Гарвелескаан никак не могли принадлежать к регулярной армии генерал-императора. Но и действовали они явно не самостоятельно, хотя численность выживших воинов не доходила даже до трех сотен с учетом тяжеловооруженной пехоты и нескольких отрядов всадников. Профессор предположил, что это было личное войско одного из генерал-экзархов, ставленников императора в отдельных округах ифритских земель. Экзархи часто на свой страх и риск предпринимали такого рода отчаянные вылазки к территориям альвов, надеясь разжиться рабами, награбить нефрита и укрепить свое положение среди соседей.
