Виек был прикован к лавке, находившейся прямо перед девушкой. Она не сводила взгляд с напряженной спины гвардейца. Во время стоянки у реки им удалось хорошо промыть раненую руку, ожоги даже начали самостоятельно подсыхать, а количество гноя уменьшилось. Но теперь пленникам предстоял тяжелый труд в виде гребли, а из-за этого рана вновь могла воспалиться.
Лантея чувствовала, как мерное течение реки сопротивлялось напору галер, и ей приходилось прикладывать все больше сил, чтобы весло могло сделать свой оборот. А ифриты неустанно били рабов по спинам, заставляя их работать синхронно. Разве могла когда-нибудь девушка, живя в своем изолированном Бархане, хотя бы подумать о том, что существует такое понятие, как рабство, когда одни существа позволяли себе распоряжаться чужими жизнями просто потому, что они были сильнее и безжалостнее? Она верила в рассказы профессора, когда он говорил о суровом народе ифритов, живших лишь войной и работорговлей, но, только встретившись с этой реальностью лицом к лицу, Лантея впервые почувствовала себя беспомощным насекомым, схваченным чьей-то безжалостной ладонью. И эта рука безостановочно продолжала сжиматься, грозя раздавить ее вместе с товарищами по несчастью.
Несколько ифритов постоянно ходили между рядами рабов и следили за тем, насколько старательно пленники гребли. Три часа прошли как в тумане: Лантею сильно укачивало из-за того, что она первый раз в жизни оказалась на борту корабля, но ее пустой желудок мог лишь сотрясаться в бесполезных судорогах, а исторгать из себя ему было совершенно нечего. Ладони сразу же покрылись огромными кровавыми мозолями, которые лопались и болезненно сжирали кожу, но хетай-ра обмотала их оторванным от брюк куском ткани, решив хотя бы одну из многих проблем. А вот Виек страдал куда сильнее, чем девушка. Раненая рука не выдержала такой нагрузки и очень скоро, полностью онемев, обвисла вдоль тела, из-за чего мужчине, мучимому лихорадкой и болью, приходилось толкать весло вполсилы. Его соседи недовольно поглядывали на эту обузу, а имперские надсмотрщики стали присматриваться к хворому и метить его кровоточившую спину новыми ударами кнутов, пытаясь придать пленнику скорости и работоспособности.
– Виек, – негромко окликнула Лантея своего товарища, когда ифриты решили передохнуть и, усевшись на лестнице в задней части трюма, лениво разговаривали между собой. – Как ты?
– Бывало лучше, – скупо ответил воин, не поворачиваясь и тяжело дыша.
– Ты не чувствуешь руку? – спросила девушка во время очередного рывка весла.
– Мне кажется, я уже ничего не чувствую, – не сразу откликнулся Виек.
Лантея плотно сжала губы. Как она и думала, гвардеец держался из последних сил. Он был вымотан и, скорее всего, постоянные думы о погибшей жене лишь усугубляли его состояние.
– Тебе нельзя показывать свою слабость. Если ты не сможешь грести, то тебя заживо скормят этим черным псам, Виек, – яростно шептала девушка, на которую уже начинали смотреть соседи.
– Какая разница, что со мной теперь будет? Может, я хочу, чтобы это скорее закончилось.
– Нет! – воскликнула Лантея, и сама испугалась своего приглушенного крика, зато надсмотрщики мгновенно поднялись на ноги и устремились к ее лавке. – Эрмина пожертвовала собой, чтобы ты мог спастись и жить дальше! Не смей пренебрегать ее даром!
Девушка едва успела проговорить последние слова, как имперец с толстыми губами уже ударил ее палкой по спине. Лантея сжалась в комок, пряча голову в переплетение рук, но ифрит лишь сильно ткнул ее под ребра, вынуждая вновь приняться за греблю. А Виек, который сумел избежать кары надсмотрщика, неожиданно с трудом поднял изуродованную ожогом руку и положил ее на весло. Ему было невыносимо больно, но он продолжал грести, превозмогая себя.
Трудно было сказать, сколько времени точно они провели в этих темных и вонючих трюмах. Но имперцы заставляли толкать весло целый день, сделав лишь одну полноценную остановку, во время которой галеры поставили на якорь, а рабов облили ледяной речной водой из ведер. За бортом постепенно начинало холодать, это было особенно заметно, когда свежие потоки воздуха проникали через крошечные окошки в затхлые трюмы, где сотни вспотевших разгоряченных тел без остановки гребли на протяжении многих часов.
Единственный раз за день им дали поесть, лишь когда галеры встали у речного берега на ночь. Впервые ифриты пожаловали пленникам не сухую жесткую конину, а небольшие хлебные лепешки, которые были настоящей радостью после однообразного рациона последних дней. Дети Леса пришли в восторг от этой пищи, хотя среди них уже не осталось тех, кто брезговал есть мясо. Те принципиальные альвы стали кормом для ксоло еще в приграничных землях.
Утром все повторилось снова: рабы гребли, их били и подгоняли щелчками кнутов, а за деревянным корпусом галер была желанная и такая недоступная свобода. Это был бесконечный замкнутый цикл, и никто из присутствовавших на кораблях пленников не знал, как и когда закончится этот кошмар, вторгнувшийся в реальность их жизней. Единственным послаблением судьбы можно было назвать попутный ветер, который позволил, наконец, раскрыть на галерах паруса, что существенно облегчило тяжелую работу обессиленных гребцов.
На закате Ашарх услышал снаружи посторонние звуки. Он мельком выглянул в окошко: вдоль берега сильно сузившейся реки Мистис тянулись невысокие деревянные домики, а кое-где издалека можно было заметить бизонов, запряженных в телеги, и краснокожих всадников верхом на ксоло. Похоже, галеры прибывали в город Салкахас. Профессор весь прошлый день пытался воспроизвести в своей памяти карту империи, чтобы понимать, в какую сторону караван направлялся. По его подсчетам путь до Тардора по главному тракту должен был занять не больше трех дней, а сбежать из крепости генерал-экзарха было бы так же невозможно, как незамеченными проникнуть на территорию Ивриувайна. Поэтому Ашарх намеревался сделать все, что было в его силах, чтобы получить свободу до прибытия в Тардор.
Через полчаса корабли причалили к надежной каменной пристани, и рабов начали расковывать, вновь обматывая веревками их только начавшие заживать изуродованные руки. Горло никому почему-то связывать не стали, лишь сцепили веревками руки соседей по колонне. Ифриты явно успокоились после прибытия в Салкахас, если решили немного ослабить свои суровые меры.
Пленных вывели с галер по трухлявому трапу, скрипевшему под ногами, и перед взорами прибывших раскинулся вонявший рыбой небольшой порт, где в воздухе с оглушительными криками носились стаи чаек. Город оказался совсем невзрачным и, очевидно, являлся лишь точкой отдыха для торговых караванов и военных отрядов. Строений было совсем мало, зато Аш увидел на окраинах обилие шатров кочевников, которые приводили сюда на продажу табуны откормленных лошадей. Насколько помнил профессор, округ Мато Диад, в котором он с товарищами как раз и находился, славился именно разведением лошадей. Жаль, что выращивали их исключительно ради мяса, так как лошади в роли гужевого транспорта здесь были не в чести. Это место успешно занимали бизоны, славившиеся своей стойкостью, массивностью и крутым характером, норовя насадить на рога любого, кто не являлся их погонщиком.
