– И крадёт трусики, – выдаю самое несуразное и безумное предположение, которое только могло прийти на ум.
Лицо мгновенно охватывает жаркая волна стыда. Я горю, но продолжаю смотреть в его глаза, ощущая, как щёки, уши, шею и даже грудь опаляет смущение. Такое сильное, что я едва способна с ним справиться.
– Трусики, – повторяет следом, будто впервые слышит это слово.
Совершаю ещё один шаг и укоризненно тычу указательным пальцем в его грудь. Ту, которую бессовестно лапала вчера.
Переводит недоуменный взгляд на мой карающий перст. И вновь возвращает к лицу, ожидая продолжения.
– Признайся, ты из тех извращенцев, что любит нюхать трусики. Я читала про таких. В Японии есть даже торговые автоматы с женским нижним бельём.
Смотрю на него совершенно круглыми, безумными глазами. Если сейчас он вызовет психушку, то люди в белых халатах не усомнятся в моей неадекватности.
Я слишком нервничаю в обществе этого человека. Тушуюсь, как девчонка. В отличие от него, не растерявшего ни одной эмоции за весь мой сумасшедший монолог.
Он просто смотрит на меня. Мгновение за мгновением. И я погружаюсь в тёмные омуты его глаз. Тону в них. Захлёбываюсь.
Когда он наклоняется ко мне чуть ниже, меня будто накрывает огромная волна. Цунами, способное снести с ног. И я держусь на месте лишь усилием воли.
Он так близко ко мне, что до меня вдруг доходит, что его нос касается моего виска. Задерживаю дыхание, испытывая странный трепет и страх.
– Прими душ и спускайся вниз. От тебя действительно разит, – втягивает воздух рядом с моей кожей. – Не хочу, чтобы ты что-то здесь испачкала.
Шамиль выходит из ванной комнаты, оставляя меня растерянной. С полным ощущением фиаско. Эту схватку, кажется, я проиграла.
Не в первый раз он указывает мне, что я грязная. Обидно, блин.
Нахожу чистые полотенца в шкафу. Встаю под душ, пытаясь не намочить повязку на ноге, что даётся мне с трудом.
Отчаянно хочется заплакать. Смыть слезами досаду, смущение и стыд. Но не могу. Не время реветь.
И к тому же он ведь прав. Я смотрю на белый кафель плитки. Вода, стекающая в водосток, серая. Грязная.
Кусаю со всей силы губы, и всё же слёзы щиплют глаза. Я судорожно вздыхаю. Борюсь с ними. Но без толку. Текут и текут ручьём. Плечи вздрагивают. Трясусь всем телом, утыкаюсь в холодную стену лбом, пытаясь себя успокоить. Не помогает.
Выхожу из душа, лишь когда слёзы исчерпались. Ожесточённо стираю полотенцем с кожи влагу, промакивая раненую стопу. Повязка стала красной. Но разматывать бинт, чтобы взглянуть на рану, не хочется. Страшно. Стараюсь не смотреть на кровавые следы, испытывая дурноту.
А ещё жуткий голод, от которого начинало мутить.
Я вернулась в комнату, рассчитывая остыть хотя бы пару минут. Надеясь, что воспалённые глаза не будут так заметны.
В дверь деликатно постучали. Поднялась с кровати, на которую залезла с ногами. В комнату вошла девушка с платком на голове. Молоденькая и симпатичная. Смотрела на меня, завёрнутую в одеяло, робко.
– Доброе утро. Я принесла вашу одежду, – доброжелательно поприветствовала она меня и положила на кровать мои вещи, сложенные аккуратной стопочкой. Венцом которых стали мои чёрные тонкие трусики.
– Доброе, – прошептала сухими губами, мечтая отмотать последний час назад. Десять лет жизни бы за это отдала.
– Хозяин просил передать, чтобы вы одевались и спускались вниз. Вас ждут.
Глава 19
Я продолжала неотрывно смотреть на стопку вещей. Затем перевела взгляд на девушку. Она изучала меня, словно видела необычное явление перед собой. В этом доме. В жизни её хозяина. И я действительно не вписывалась в окружающую обстановку со своими драными шмотками и лысой головой.
– Как тебя зовут? – поинтересовалась у горничной.
– Аида, – последовал неуверенный ответ. Будто она не понимала, правильно поступает или нет.
Взгляд девушки стал настороженным.
– Скажи, Аида, как к тебе попали мои вещи? – Вопрос, казалось бы, простой, если не знать всех подробностей. А потому я рассчитывала услышать на него честный ответ.
Например, что это её Шамиль попросил раздеть меня. Это избавило бы меня от мыслей, выжигающих мою сетчатку каждую секунду, пока я представляла, что он сделал это сам. Своими сильными руками стягивал с меня нижнее бельё. Видел меня без него.
Не удивлюсь даже, если он делал это не снимая перчаток. Как в тот раз на морозе. Потом облился хлоргексидином, а места соприкосновения наших тел обработал дважды спиртом.
– Хозяин приказал забрать их из этой комнаты, когда вы уже спали, – рушит Аида мои надежды.
Я смотрю в её светлое лицо со взглядом трепетной лани, неспособной произнести и слова лжи, и внутри меня всё закипает. Вновь.
Киваю, давая понять, что допрос окончен. Она выходит, а я натягиваю на себя одежду. Морщусь от мыслей, что скоро станет известно, что Шамиль знает обо мне. И настолько ли это опасно, как предупреждал Соломон. Ведь Хозяин вполне мог оставить меня замерзать в лесу с раненой ногой. Смогла бы я выйти из леса обратно? Не факт.
Стал бы он меня спасать, чтобы затем убить? Нет. Стал бы он меня спасать, чтобы затем пытать? Более чем вероятно.
Я оглядела комнату и только теперь обнаружила, как здесь красиво. Мне о подобном оставалось лишь мечтать. Не знаю, чья это комната, но ощущение, что к её убранству приложила руку женщина.
Движимая какой-то странной силой, я распахнула шкаф, ожидая найти там женские шмотки. Но наткнулась лишь на пустые полки. Нахмурилась. Как странно.
Чья это комната? Кого она ждёт? Или кто в ней жил?
Отбросила эти вопросы. Ответы на них не помогут мне выжить. А вот побег – вполне. Но вид из окна не радовал. Слишком высоко. Сам же дом больше походил на поместье плантатора рабовладельца. Только хлопковых полей для полноты картины не хватало.
Территория огорожена глухим забором. Ворот отсюда не видно, но не удивлюсь, если на выходе меня будет ждать пост охраны. К тому же в стопке одежды отсутствовала моя куртка и испорченная забегом по лесу обувь. Да и без денег, с раненой ногой шанс выбраться целой сводился к нулю.
Придётся выполнить приказ Шамиля.
В дверь раздался нетерпеливый стук. Напряжённый голос Аиды попросил поторопиться.
Одевшись, обнаружила ждавшую за дверью девушку. Видимо, Хозяин не хотел, чтобы по пути я засунула свой любопытный нос в каждую комнату.
Прихрамывая, в домашних тапочках, подсунутых Аидой, я следовала за ней, попутно рассматривая богатый интерьер дома. Он совсем не вязался с той холостяцкой берлогой, которую Ямадаев занимал на верхних этажах своего клуба. А потому мысль о возможной хозяйке этого дома не отпускала.
