И падаю. Царапаю щёку о грубый ворс ковра. Совсем не такой, как в роскошном доме Ямадаева. После этого на моём лице могут даже шрамы остаться. Колючие иголки впиваются в кожу, приводя в сознание.
Прячу фотографию под ковром. И встречаю гостей, скрючившись в странной позе.
Мужчины переступают порог комнаты. Какое-то время недоуменно разглядывают моё тело. А затем кто-то поднимает его на руки. Аккуратно.
От того, как бережно ко мне прикасаются, на глаза наворачиваются слёзы. Дурацкие слёзы жалости к самой себе. Слабость, с которой я не в состоянии справиться. Они стекают по щекам, добираются до ушей. И дальше, к едва отросшим волосам. Неприятно.
Сильные мужские руки укладывают меня на кровать. Прохладная ладонь ложится на лоб.
– У неё жар, – раздражённо замечает Ямадаев.
Интересно, на кого он злится? Неужели на меня?
– А я не знала, – тут же раздаётся тонкий, визгливый, но отчего-то оправдывающийся голос бабки. – Не заходила даже сюда.
– Может, скорую? – слышу чуть поодаль Яна.
Оба мужчины игнорируют мою родственницу. А я молюсь, чтобы она не ляпнула чего лишнего.
Ладонь скользит по голой коже ног. Добирается до стопы. Разматывает повязку. Прикасается, вызывая мурашки.
Жар сменяется холодом. Ознобом, пробирающим до костей. Ищу пальцами одеяло, желая укрыться. Но мне не позволяют.
– Поехали отсюда. Вызовем в клуб, – властные нотки не оставляют сомнений в идентификации говорящего. Шамиль. Только он так умеет.
Воображаю, как бабка испуганно вжимается в стену. Молится, чтобы чужаки поскорее покинули её дом. Что-то бормочет. Но мой разум уже не в состоянии разобрать ее слов.
Меня легко подхватывают на руки. Сворачиваюсь, обнимая себя за плечи. Словно надеясь остановить тряску. Поднимаю затуманенный взор на мужчину.
В свете тусклой лампочки, одиноко висящей в подъезде, я рассматриваю его чёрные волосы, убранные назад. Волосок к волоску. Нос щекочет запах свежей рубашки. Будто он только недавно её сменил. Чокнутый педант.
Или, может, просто испачкал предыдущую в чьей-то крови? Он способен.
Отросшая щетина делает его ужа-а-асно брутальным.
Тяну к нему пальцы. Обхватываю щёки. Между моими ладонями оказываются его губы, и это крайне впечатляющее зрелище, от которого замирает дыхание.
Взгляд Шамиля опускается. В глазах такое недоумение, будто он не понял, как я очутилась у него на руках. А он – у меня дома. И вообще видит меня впервые в жизни.
– Ты тако-о-й красивый, – заявляю я с придыханием из-за заложенного носа.
Слова, которые я никогда не произнесла бы на ясную голову, легко слетели с губ.
Глава 25
– Похоже, твоя девочка бредит, – усмехается кто-то рядом.
Прокуренный голос незнаком. Пытаюсь разглядеть мужчину, но глаза цепляются лишь за самоё яркое пятно на его лице – густую бороду. Бьюсь об заклад, я никогда его раньше не видела. Кого Шамиль привёл в мой дом? Должно быть, решил, что один со мной не справится.
Я напрягаюсь, прикладывая все силы, чтобы держать веки открытыми, но они закрываются сами собой. Больше ничего рассмотреть не получается.
Пальцы сползают по колючей щетине. Я не в состоянии продолжать бороться с хворью. Тело обмякает. Сжимаю кулачки и сворачиваюсь клубочком, прижимаясь к груди Шамиля.
– Она не моя, – раздражённо отрезает Шамиль.
Почему-то его ответ ранит меня до слёз. Сама не разберу, отчего я вдруг сделалась такой размазнёй. Видимо, не только физические барьеры пали, но и эмоциональная нагрузка оказалась непосильной.
– Тогда, может, моей станет? – голос мужчины опускается на пару октав. Царапающие, раздражающие слух нотки, от которых не терпится избавиться. – Хорошенькая. В моём вкусе.
Буквально ощущаю, как мускулатура Хозяина каменеет. Если в него врежется автомобиль, то машина сложится гармошкой. В какой-то момент, на долю секунды даже мерещится, что он задерживает дыхание.
– Она ещё совсем ребёнок, – произносит сквозь зубы Шамиль.
Хочется спросить, сутки назад, когда он разглядывал мою задницу, тоже относился ко мне как к дитяти? Или он тогда сдерживался, считая, что между нами пропасть в десяток лет? Неужели я слишком юна, чтобы смотреть на меня как на женщину?
Почти физически ощущаю его взгляд. Именно он не даёт мне окунуться в сон с головой.
– Ребёнок? – переспрашивает незнакомец. – Она меньше всего похожа на ребёнка. Скорее, на порочную эротическую фантазию. Сколько ей?
– Аслан, – имя мужчины в устах Шамиля само по себе звучит как угроза.
И я готова биться об заклад, что Шамиль говорит что-то ещё. Но слова словно расщепляются в пространстве. И я с удивительной ясностью ощущаю, как отключаюсь. Хотя дико желала услышать продолжение их разговора.
Цеплялась за сознание, но оно никак не намеревалось проясняться. Ускользало в темноту. Но уже не такую тяжёлую, вязкую, как топь.
Мне так хотелось побыть немного в этом положении. На руках человека, который проявляет какую-то форму заботы обо мне. Узнать, как мы ехали в автомобиле. Отпустил ли он меня, уложив на заднее сиденье. Или уложил к себе на колени, согревая теплом. Понять, его ли это пальто, в которое он меня укутал, словно в кокон. Но запах чужой одежды дарил такое ощущение спокойствия, что я даже не сомневалась – его.
Возвращение в себя сопровождалось уколом. Мать вашу, в задницу. Болезненным. Противным. Я протестующе пискнула, дёрнулась, потянулась к попе, намереваясь потереть место укола. Кто-то перехватил мою руку, возвращая на подушку. Мокрый ватный тампон, приложенный к ранке, холодит кожу. Кто-то прикрывает мои бёдра тканью, скрывая задницу от посторонних глаз. Или своих.
И лишь после этого мой слух преподнёс мне подарок, и я начала различать звуки.
– Жить будет, – сухо отмечает уже знакомый докторишка, куда больше похожий на серийного маньяка.
Пытаюсь собрать воедино свои воспоминания. Но меня будто телепортировали на чужой диван. Разлепляю с трудом веки. Ресницы слиплись от слёз. Щурясь, рассматриваю обстановку, вспоминая знакомые апартаменты.
Врач укладывал медикаменты в свой чемоданчик. Хозяин сидел напротив меня. Как в утро нашего знакомства. Только уже чуть менее собранный, чем тогда. Рубашка слегка помята. Должно быть, это я виновата, прижимаясь к нему своей горячечной кожей. Ну или просто пускала слюни на… Да неважно на кого.
– Через час придёт медсестра. Поставит капельницу, – в том же тоне добавляет врач. – Антибиотики оставил.
Шамиль на это лишь кивает, не трудясь смотреть на говорящего. Прощается с мужчиной так же отрешённо. И когда мы оказываемся одни, я всё же тяну руку к попе. Проверить, на месте ли трусы.
