— А в чем здесь интерес федералов?
— Вы разве не спросили у Дина?
— С ним говорить все равно что вон с тем деревом. Вопросов задаешь много, а ответов — ноль. Короче, я не испытываю восторга от перспективы такого сотрудничества. Получается, мы раскрываем ему все карты, а в ответ получаем фигу в кармане.
— Может, вы просто не нашли к нему правильного подхода.
От злости в ней закипела кровь. Она поняла скрытый смысл его заявления: «Вы, как всегда, в своем репертуаре, Риццоли. Так и норовите опустить мужиков».
— Вы когда-нибудь встречались с агентом Дином? — поинтересовалась Риццоли.
— Нет.
— Счастливчик, — саркастически хохотнула она.
— Послушайте, я выясню все что возможно. А вы попытайтесь поработать с ним, договорились?
— Разве я не пыталась?
— Судя по тому, что вы прогнали его с места происшествия… вряд ли это можно назвать продуктивным сотрудничеством.
— Он пытался поставить под сомнение мой авторитет. Я должна была пресечь это на корню. Я возглавляю расследование? Или уже нет?
Пауза.
— Возглавляете.
— Надеюсь, агент Дин будет поставлен в известность об этом.
— Я позабочусь. — Маркетт окинул взглядом лес. — Итак, мы имеем уже два комплекта останков. Обе женщины?
— Судя по пропорциям скелета и остаткам волос, второй труп тоже женский. Мягких тканей не осталось — все съедено животными. Причину смерти визуально установить невозможно.
— Мы можем быть уверены, что поблизости больше нет трупов?
— Собаки ничего не нашли.
Маркетт вздохнул.
— Слава Богу.
На ремне завибрировал пейджер. Она взглянула на экран и узнала телефонный номер абонента. Звонили из лаборатории патологоанатома.
— Совсем как прошлым летом, — пробормотал Маркетт, продолжая созерцать деревья. — Хирург тоже начал убивать примерно в это время.
— Это все жара, — сказала Риццоли и потянулась к сотовому телефону. — Она выкуривает монстров из нор.
6
Свобода лежит у меня на ладони.
Она имеет форму крошечного белого пятиугольника с выбитым на одной стороне шифром MSD 97. Декадрон, четыре миллиграмма. Какая милая форма таблетки — не надоевшие шарик или капсула. Это какой-то особый дизайн, чей-то каприз. Я даже вижу перед собой маркетологов из корпорации «Мерк Фармасетикл», которые, собравшись за столом, задают друг другу вопрос: «Как бы сделать нашу таблетку мгновенно узнаваемой?» И в результате на свет появляется этот пятиугольничек, который я сейчас держу в руке, словно бесценное сокровище. Я долго хранил его, прятал в прорези матраса, ожидая подходящего момента, когда он наконец сможет проявить свою чудодейственную силу.
Ожидая сигнала.
Я сижу на койке в своей камере, у меня на коленях раскрытая книга. Камера наблюдения фиксирует лишь примерного заключенного, читающего «Полное собрание сочинений» Уильяма Шекспира. Но видеть сквозь обложку она не может. Как не может видеть того, что у меня в руке.
Внизу, в комнате отдыха, надрывается телевизор, стучит по столу шарик пинг-понга. Еще один незабываемый вечер в тюремном блоке С. Через час по селектору объявят отбой, и заключенные разбредутся по камерам, клацая подошвами по металлическим ступеням. Они послушно разойдутся по своим клеткам, словно дрессированные крысы по приказу невидимого хозяина. Команду введут в компьютер, и двери камер одновременно закроются на замки, запирая крыс на ночь.
Я подаюсь вперед, почти утыкаясь носом в страницу, как будто шрифт слишком мелкий. Изо всех сил сосредоточиваюсь на строчке: «Двенадцатая ночь», акт III, сцена 3: «Улица. Входят Антонио и Себастьян…»
Здесь вам ничего не обломится, друзья мои. Перед вами всего лишь узник, читающий книгу. Он вдруг кашляет и инстинктивно прикрывает рот рукой. Видеокамера не видит крохотной таблетки в моей ладони. Не видит легкого касания языка, который отправляет таблетку в рот. Я глотаю ее всухую, мне не нужна вода. Она такая маленькая, что легко проскакивает в горло.
Она еще не успевает раствориться в желудке, а я уже воображаю себе, будто наливаюсь ее мощью. Декадрон — фирменное название дексаметазона, адренокортистероида, который оказывает мощнейшее влияние на каждый орган человеческого тела. Глюкокортикоиды, к которым относится и декадрон, влияют и на уровень сахара в крови, и на работу почек, и на синтез ДНК. Без этих гормонов человек загнется. Именно они поддерживают кровяное давление, помогают организму переживать шок травмы или тяжелые инфекции. Они отвечают за рост костей и плодовитость, развитие мышц и иммунитет.
Они изменяют состав крови.
Когда наконец двери запирают и гаснет свет, я ложусь на койку, чувствуя, как пульсирует кровь в моих жилах. Я представляю себе, как бешено циркулируют по моим венам и артериям кровяные тельца.
Я знаю, как они выглядят, я видел их не раз под микроскопом. Я знаю форму и функцию каждой клетки, и мне достаточно одного взгляда в окуляр, чтобы сказать, нормальная это кровь или нет. Я могу мгновенно оценить уровень лейкоцитов — белых кровяных телец, которые защищают нас от инфекции. Анализ называется дифференциальный подсчет лейкоцитов, и я как лаборант выполнял его огромное количество раз.
Я думаю о лейкоцитах, циркулирующих в моих сосудах. Вот сейчас у меня меняется тот самый уровень лейкоцитов. Таблетка декадрона, которую я проглотил два часа назад, уже растворилась в желудке, и гормоны начинают творить чудеса. Если взять у меня сейчас анализ крови, он покажет поразительную аномалию: резкий выброс лейкоцитов с дольчатыми ядрами и многочисленными гранулами в цитоплазме. Это зрелые нейтрофильные лейкоциты, которые немедленно идут в атаку на особо опасную инфекцию.
Если слышится топот копыт, первая мысль, которая приходит в голову, — что это бегут лошади, а не зебры. Во всяком случае так учат студентов-медиков. Врач, который увидит мой анализ крови, разумеется, подумает о лошадях, а не о зебрах. И придет к абсолютно логическому заключению. Ему и в голову не придет, что на этот раз действительно пронеслись зебры.
* * *
Риццоли переоделась в халат, бахилы, перчатки и бумажный колпак. Ей не удалось принять душ после Стоуни-Брука, и сейчас прохладный воздух морга словно инеем лег на ее вспотевшую кожу. Пообедать она тоже не успела, и голова слегка кружилась от голода. Впервые за годы службы ей пришла в голову мысль положить под нос ментоловую подушечку, чтобы не дышать трупным запахом, но она все-таки поборола искушение. Никогда раньше она не прибегала к ментолу, поскольку считала это проявлением слабости. Коп из отдела убийств должен одинаково ровно относиться ко всем аспектам работы, пусть даже самым неприятным, и, пока ее коллеги прятались за ментоловой ширмой, она стоически выдерживала отвратительные запахи, которые витали в секционном зале.
