Кровавые следы тянулись дальше и заканчивались засохшей лужицей возле стойки приемной.
Телефон. Кто-то пытался добраться до телефона.
Из приемной открывался широкий коридор с рядами умывальников по стенам, и в него выходили двери операционных. Мужские голоса, треск полицейской рации словно маяки манили ее вперед, к одной из дверей. Никто не остановил ее, даже когда она зашла в операционную номер четыре, где замерла на пороге в ужасе от следов кровавой бойни. Хотя жертвы уже были вывезены, кровью было залито все вокруг — стены, шкафы, столы, а на полу во множестве отпечаталась подошвы тех, кто прибежал сюда уже потом.
— Мэм! Мэм!
Двое мужчин в штатском, стоявших возле шкафа с инструментами, хмуро смотрели на нее. Тот, что повыше, направился к ней, шурша бахилами. Ему было лет под сорок, и он нес себя с сознанием полного превосходства, которое ему давали накачанные мышцы. Мужская компенсация за стремительно редеющую шевелюру.
Предупреждая его дежурный вопрос, она достала свое удостоверение.
— Джейн Риццоли, отдел по расследованию убийств. Бостонское управление.
— А что здесь делает Бостон?
— Простите, я не знаю вашего имени, — вместо ответа произнесла она.
— Сержант Канади. Подразделение по розыску беглецов.
Офицер полиции штата Массачусетс. Она собралась было протянуть ему руку для пожатия, но вовремя заметила, что на нем латексные перчатки. Как бы то ни было, он, похоже, не собирался отвечать ей любезностью.
— Чем можем помочь? — спросил Канади.
— Пожалуй, это я могу помочь вам.
Судя по всему, Канади не слишком обрадовался ее предложению.
— Интересно, как?
Она посмотрела на кровавые потеки на стенах.
— Человек, который сделал это… Уоррен Хойт…
— Ну и что с ним?
— Я очень хорошо знаю его.
Теперь к ним присоединился и коротышка. У него было очень бледное лицо и оттопыренные уши, и, хотя он тоже был полицейским, его, в отличие от напарника, не распирало от патриотизма.
— Эй, а я вас знаю, Риццоли. Это ведь вы его сюда упрятали.
— Я работала в команде.
— Да ладно, а то я не знаю, как вы загнали его в угол. — На коротышке перчаток не было, и он с удовольствием пожал ей руку. — Детектив Арлен. Полицейское управление Фитчбурга. Вы сюда примчались специально из-за этого?
— Как только узнала, сразу выехала. — Ее взгляд опять переместился на стены. — Вы ведь понимаете, с кем имеете дело?
— У нас все под контролем, — вмешался Канади.
— Вам известна его история?
— Мы знаем, что он здесь натворил.
— Но вы знаете его?
— У нас есть досье, присланное из тюрьмы.
— А тамошние охранники, похоже, не знали, с кем имеют дело. Иначе подобного не случилось бы.
— У меня еще не было осечек в поимке беглецов, — заявил Канади. — Все они совершают одни и те же ошибки.
— Но только не он!
— Да он всего шесть часов на свободе.
— Шесть часов? — Она покачала головой. — Вы его потеряли.
Канади ощетинился.
— Мы прочесываем окрестности. Блокировали все автодороги, посты. Дали сообщение в прессу, его фото уже транслируют по всем местным телеканалам. Я же сказал, у нас все под контролем.
Риццоли не ответила, но принялась вновь разглядывать кровавые потеки.
— Кто здесь умер? — тихо спросила она.
— Анестезиолог и операционная медсестра, — ответил Арлен. — Анестезиолог лежала там, у края стола. Медсестру нашли здесь, возле двери.
— Они не кричали? Не звали охрану?
— Вряд ли им удалось хотя бы пикнуть. У обеих перерезаны гортани.
Она подошла к изголовью операционного стола и посмотрела на кронштейн капельницы с приготовленным раствором для внутривенной инъекции. Под столом валялся разбитый стеклянный шприц.
— Они ставили ему капельницу, — констатировала она.
— Все началось в приемной, — сказал Арлен. — Его привезли прямо сюда, после того как внизу его осмотрел хирург. Он диагностировал перфоративный аппендицит.
— Почему хирург не поднялся вместе с ним? Где он был?
— Он осматривал другого пациента в приемном отделении. Пришел сюда минут через десять-пятнадцать после того, как все уже было кончено. Он зашел в приемную, увидел мертвого охранника и сразу бросился к телефону. Сюда сбежался почти весь медицинский персонал, но никого из жертв спасти не удалось.
Риццоли перевела взгляд на пол, усеянный отпечатками множества подошв. Работать с ними было бесполезно.
— Почему охранник не находился здесь, в операционной, возле заключенного? — спросила она.
— Операционная — это стерильная зона. Никакой уличной одежды не допускается. Вероятно, его попросили подождать за дверью.
— Но разве правила содержания заключенных не предполагают, что узник должен быть постоянно пристегнут наручниками в случае его нахождения вне стен тюрьмы?
— Да, вы правы.
— Даже в операционной, даже под анестезией Хойт должен был быть прикован к столу либо за руку, либо за ногу.
— Должен был.
— Вы нашли наручники?
Арлен и Канади переглянулись. Канади ответил первым:
— Наручники лежали на полу, под столом.
— Выходит, он был прикован.
— В какой-то момент, да…
— Почему они сняли наручники?
— Может, по каким-то медицинским соображениям? — предположил Арлен. — Чтобы поставить новую капельницу или передвинуть его?
Она покачала головой.
— Им понадобился бы охранник, чтобы отомкнуть наручники. А охранник не вышел бы, оставив заключенного непристегнутым.
— Тогда, должно быть, он проявил халатность, — сказал Канади. — У всех, кто видел в тот день Хойта, создалось впечатление, что он очень тяжело болен и не может двигаться. Очевидно, никто не ожидал…
— Господи, — пробормотала Риццоли. — Он не утратил хватки.
Она посмотрела на тележку анестезиолога и заметила, что один из ящичков открыт. Внутри поблескивали ампулы с анестетиком. Они рассчитывали, что пациент уснет, подумала она. Вот он лежит на операционном столе, под капельницей. Стонет, лицо искажено от боли. Им невдомек, что может произойти, они заняты своей работой. Медсестра выкладывает инструменты, которые могут понадобиться врачу. Анестезиолог рассчитывает дозу анестетика, не отрывая глаз от монитора, который показывает ритм биения сердца пациента. Возможно, она видит учащение пульса и предполагает, что это вызвано усилением боли. Она не догадывается, что он напрягается для решающего броска. Для убийства.
