— Да будь он хоть четырежды генерал, я имела право знать про дело в Файетвилле.
— Если бы эта информация была критической для идентификации бостонского подозреваемого, я бы обязательно вам сказал.
— Вы говорили, воинский контингент Форт-Брэгга сорок одна тысяча солдат.
— Да.
— И сколько из них служили в Косове? Думаю, вы выясняли этот вопрос.
Дин кивнул.
— Я запросил в Пентагоне список всех солдат, которые бывали в местах совершенных убийств в интересующие нас даты. Властелина среди них нет. Только несколько человек в настоящее время проживают в Новой Англии, и ни один из них нам не подходит.
— Полагаю, этому можно верить?
— Да.
Она рассмеялась:
— Это предполагает высокую степень доверия.
— Мы оба в равном положении, Джейн. Я не сомневаюсь в том, что вам можно доверять.
— Доверять в чем? До сих пор вы не сообщили мне ничего секретного.
В воцарившейся тишине Дин бросил взгляд на Конвея, и тот еле заметно кивнул. Этот молчаливый обмен мнениями означал, что они согласны посвятить ее в ключевой аспект головоломки.
Конвей спросил:
— Вы когда-нибудь слышали о «купании овец», детектив?
— Я так понимаю, этот термин не имеет никакого отношения к настоящим овцам.
Он улыбнулся.
— Конечно. Это военный сленг. Речь идет о практикуемом ЦРУ привлечении военного спецконтингента для выполнения особых задач. Так было в Никарагуа и Афганистане, когда спецназу ЦРУ требовался дополнительный человеческий ресурс. В Никарагуа морские пехотинцы привлекались в качестве этих самых овец для минирования гаваней. В Афганистане «зеленые береты» обучали моджахедов. В процессе работы на ЦРУ эти солдаты соответственно становились штатными офицерами ЦРУ. Поэтому их имена и не фигурируют в списках Пентагона. Военные не суют нос в дела ЦРУ.
Она перевела взгляд на Дина.
— Тогда тот список, который вам предоставил Пентагон… С именами солдат из Файетвилла, которые служили в Косове…
— Список был неполным, — ответил он.
— Насколько неполным? Сколько имен осталось за кадром?
— Этого я не знаю.
— А вы не запрашивали ЦРУ?
— Вот именно там я и наткнулся на глухую стену молчания.
— Они не называют имен?
— Они и не обязаны, — сказал Конвей. — Если ваш убийца был вовлечен в спецоперации за границей, этого никто никогда не подтвердит.
— Даже если этот человек продолжает убивать на родной земле?
— Тем более, если на родной земле, — ответил Дин. — Это же грандиозный публичный скандал. Что, если он захочет дать свидетельские показания? Какая информация просочится в прессу? Думаете, ЦРУ очень хочет, чтобы мы узнали, что их человек врывается в чужие дома и режет глотки законопослушным гражданам? Надругается над женскими трупами? Еще не хватало, чтобы это вышло на первые полосы.
— Так что сказали вам в ЦРУ?
— Что у них нет никакой информации, имеющей отношение к убийству в Файетвилле.
— Типичная отговорка.
— Куда как хуже, — сказал Конвей. — На следующий день после того, как агент Дин сделал запрос в ЦРУ, его отстранили от расследования в Файетвилле и приказали вернуться в Вашингтон. Приказ пришел из офиса заместителя директора ФБР.
Она уставилась на него, потрясенная тем, насколько засекреченной оказалась личность Властелина.
— Вот тогда агент Дин и обратился ко мне, — добавил Конвей.
— Потому что вы член сенатского комитета по обороне?
— Потому что мы давно знакомы. Морские пехотинцы связаны особыми узами. Мы доверяем друг другу. Он попросил меня сделать запрос. Но боюсь, и моего авторитета недостаточно.
— Что, даже сенатор бессилен?
Конвей иронично улыбнулся.
— Сенатор-демократ от либерального штата, следует добавить. Я служил своей стране, был ее солдатом. Но тем не менее некоторые чины в оборонных структурах никогда не примут меня. Я вызываю у них аллергию.
Ее взгляд опять переместился на фотографии. На галерею убитых мужчин, которые были выбраны на роль жертв не из соображений политики, национальности или убеждений, но только потому, что у них были красивые жены.
— Вы могли бы рассказать мне все это несколько недель назад, — упрекнула она.
— В полицейских расследованиях всегда много утечки, — возразил Дин.
— Только не в моих.
— В любых. Если бы я поделился этой информацией с вашей командой, что-то непременно просочилось бы в прессу. И ваша работа тут же оказалась бы в зоне внимания не тех, кого нужно. Людей, которые помешали бы вам произвести арест.
— Вы действительно считаете, что они оберегают его? После всего, что он натворил?
— Нет, я думаю, они так же, как и мы, стремятся изолировать его. Но хотят сделать это тихо, не привлекая внимания общественности. Совершенно очевидно, что они потеряли его след. Он вышел из-под их контроля, стал убивать мирных граждан. Он превратился в ходячую бомбу, и они не могут себе позволить закрыть на это глаза.
— А если они поймают его раньше, чем это сделаем мы?
— Мы об этом никогда не узнаем. Убийства прекратятся, вот и все. А мы останемся в неведении.
— Я не люблю закрывать дела таким способом, — сказала Риццоли.
— Конечно, вы хотите справедливости. Ареста, суда, приговора. Все, как положено по закону.
— Вы так говорите, будто я прошу достать луну с неба.
— В данном случае так оно и есть.
— Так вы для этого привезли меня сюда? Сказать, что я никогда его не поймаю?
Он наклонился и пристально посмотрел ей в глаза.
— Мы хотим того же, чего хотите и вы, Джейн. Свершения правосудия. Я преследую этого человека с Косова. Думаете, меня устроит какой-то иной вариант, кроме справедливого?
Конвей тихо сказал:
— Теперь вы понимаете, детектив, почему мы пригласили вас сюда? Понимаете всю важность соблюдения секретности?
— Мне кажется, ее чересчур много в этом деле.
— Но только так мы можем довести расследование до конца. Думаю, мы все этого хотим.
Какое-то мгновение она смотрела в глаза сенатору.
— Мою поездку оплатили лично вы, не так ли? Авиабилеты, лимузины, роскошный отель. Надеюсь, это не ФБР потратилось?
Конвей кивнул. И устало усмехнулся:
— Расходы на стоящее дело лучше не отражать в балансе.
23
Небеса все-таки разверзлись, и капли дождя тысячей молоточков застучали по крыше автомобиля Дина. Щетки на ветровом стекле еле справлялись с потоком воды, позволяя разглядеть безнадежно застрявший в пробке транспорт и залитые улицы.
