В 1836 году афганцы сами предприняли попытку заручиться помощью русских против Шуджи уль-Мулька и владыки Пенджаба Ранджид-Сингха, за спиной которых стояли англичане. В Оренбург был направлен посол Хусейн Али.
История поручика Виткевича
Виткевич оказался русским посланником практически случайно: в результате протеста против владычества Российской империи и ее наместника великого князя Константина Павловича, известного своим самодурством, Виткевич, ученик польской гимназии, еще в 14-летнем возрасте угодил в каземат, а в 15 лет как государственный преступник был сослан на военную службу в Орск Оренбургской губернии. Там ему несколько повезло: несмотря на муштру, сильно не давили, поскольку оренбургский военный губернатор генерал В.А. Перовский, будущий его начальник, был человеком интересным, ярким и приветствовал науку и образование. Виткевич, владевший французским и немецким языками, смог за годы военной службы выучить еще и восточные языки. К тому же он собрал хорошую библиотеку об Афганистане, Бухаре, Хиве, Персии. И тут произошел новый поворот судьбы: в 1829 году в Оренбург приехал Александр Гумбольдт, выдающийся немецкий ученый. Виткевича к нему приставили переводчиком, и Гумбольдт, познакомившись с молодым человеком и увидев его домашний архив, пришел в восторг и уже в столице России, где он был хорошо принят, решил замолвить слово за талант, пропадающий в оренбургских степях. Именно так Виткевич оказался на государственной службе при императорском дворе.
* * *
Помощь афганцам была в интересах России, опасавшейся распространения английского влияния на Среднюю Азию, поэтому в Бухару вскоре прибыл поручик Ян Виткевич, путешественник-востоковед на службе у российского престола. Это был совсем молодой человек (на тот момент ему было 26 лет), но на редкость умный и образованный. В Бухаре он общался с английским агентом Низаметдином, посланным в разведку англичанами, потом вел переговоры с представителями эмира Бухары о выдаче русских пленных. Об этом осталось красноречивое свидетельство: «Чиновник держался вызывающие, угрожая – в случае ухудшения русско-бухарских отношений – прекращением торговли с Россией и сближением с Англией… Он [Виткевич] заявил, что англичане не станут покупать бухарский хлопок и сушёные фрукты, так как в Индии этого достаточно, а больше Бухаре торговать нечем: более того, Бухара лишится русского железа, меди, других изделий российской промышленности, англичане же чего-либо подобного им доставлять не будут…Виткевич пригрозил возможным арестом всех бухарских товаров, находящихся ныне в Оренбурге и других городах России…» Это свидетельствует о жестком характере Виткевича, умевшего в нужный момент нажать на своего визави. Ценное качество для дипломата, но и умение наживать врагов.
Виткевич встретился с Хусейном Али, посланным Дост Мухаммедом. С афганским посланником они приехали в Оренбург, а 2 июля 1836 года появились в Петербурге. Некоторое время после возвращения из Бухары Виткевич был адъютантом оренбургского губернатора генерала В.А. Перовского, дяди писателя А.К. Толстого.
В 1837 году Виткевича вновь ждала дорога в Афганистан. Он успел побывать в Персии и встретиться с русским посланником графом Симоничем. Из Тегерана он под охраной казаков отправился в Кабул.
В то время англичане еще не подозревали, что на территории, которую они считали своей вотчиной, появился достойный соперник. Прямо в степи сопровождаемый отрядом казаков Виткевич встретил лейтенанта Генри Роулинсона, политического советника службы сэра Джона Макнейла в Тегеране. Историк Питер Хопкирк так описал их встречу: «Когда англичанин подъехал поближе и вежливо откозырял, русский встал и поклонился. Однако ничего не сказал, явно ожидая, что гость заговорит первым. Роулинсон сначала обратился к нему по-французски – этим языком чаще всего пользовались европейцы на Востоке, но русский только покачал головой. Роулинсон попробовал заговорить по-английски, а затем и по-персидски, но безуспешно. Наконец русский заговорил на тюркском, который Роулинсон знал только поверхностно. «Я знал его достаточно, – писал он позднее, – чтобы вести простой разговор, но недостаточно, чтобы удовлетворить свое любопытство. Было совершенно ясно, что именно этого хотел мой собеседник».
Русский сказал Роулинсону, что везет подарки царя Николая новому шаху Персии, который только что унаследовал трон покойного отца после семейной борьбы за власть. Это казалось достаточно правдоподобным, так как именно в этот момент шах находился на расстоянии дневного перехода: он выступил во главе своей армии, чтобы осадить Герат. Фактически сам Роулинсон направлялся в лагерь шаха, везя с собой послания Макнейла. Однако рассказ русского офицера его не убедил, он подозревал, что тот со своим отрядом, возможно, направляется в Кабул. Роулинсон понимал, что если это действительно так, то в Лондоне и Калькутте, где Афганистан рассматривали как неотъемлемую часть сферы британских интересов, поднимется переполох».
Роулинсон не поверил Виткевичу и довольно быстро узнал правду: «Выкурив с казаками и их офицером пару трубок, Роулинсон распрощался с ними и поспешил своей дорогой, решив выяснить, в чем на самом деле заключается их игра. Добравшись в тот же вечер до лагеря шаха, Роулинсон тотчас попросил о встрече с ним. Препровожденный в шахский шатер, он рассказал о встрече с русскими, которые якобы везли царские дары. «Везут подарки для меня?» – изумился шах и заверил Роулинсона, что скорее они не имеют никакого отношения к нему, а предназначены для Дост Мухаммеда в Кабуле. Действительно, по просьбе Симонича он разрешил казакам безопасный проход по своим владениям. Все это совпадало с рассказом русского офицера. Теперь Роулинсон понял, что получил сведения необычайной важности, и собрался как можно скорее вернуться с ними в Тегеран» (П. Хопкирк «Большая игра против России»).
Конечно, он доложил о русском агенте английскому дипломату и фактически резиденту в Кабуле Александру Бёрнсу, который позднее, в годы англо-афганской войны, станет военным губернатором столицы.
Судьба русского агента
В декабре 1837 года состоялась единственная встреча двух агентов-миссионеров Яна Виткевича и Александра Бёрнса. Во время их бесед Виткевич познакомился еще и с Чарльзом Мэссоном (1800–1853) – солдатом, путешественником и собирателем всевозможных реликвий, который на самом деле был разведчиком. Мэссон, настоящее имя которого было Джеймс Льюис, еще в мае 1833 года путешествовал из Кабула на юг. Он вел раскопки на холме и откопал сокровища, о которых мечтал, – две 3-метровые статуи и склад древних свитков. Благодаря раскопкам удалось восстановить роль древнего Афганистана в буддистском мире, его место на Великом шелковом пути. Мэссона также интересовали афганские владения Александра Македонского, а кроме того, он был первым европейцем, побывавшим на руинах древнеиндийского города Хараппы, расположенного возле Сахивала в Пенджабе. Мэссон много ездил и как будто бы интересовался лишь папирусами и старинными вещицами. Что ему до политики? Отчасти такая обочинная позиция в дальнейшем спасла англичанину жизнь: в отличие от Бёрнса и многих англичан из дипмиссии и гарнизона, погибших в годы войны 1839–1842 годов, Мэссон избегал вмешательства и уцелел. Он даже стал противником колониализма и милитаризма, поскольку собственными глазами наблюдал развернувшуюся впоследствии бойню.
