5. Сотрудничество с австрийскими властями в подавлении движения, направленного против целостности Австро-Венгрии.
6. Проведение расследования против участников убийства в Сараеве и участие в расследовании австрийского правительства.
7. Арест майора сербской армии Войи Танкосича (Войя (Воислав) Танкосич (16 октября 1881—2 ноября 1915) – майор сербской армии, соратник Драгутина Димитриевича (Аписа), вместе с которым участвовал в убийстве короля Александра Обреновича в 1903 году. Позднее участвовал в сараевском убийстве и организовал партизанскую школу для диверсантов. В годы Первой мировой войны командовал батальоном и был смертельно ранен 31 октября 1915 года. – Примеч. М.С.) и чиновника железнодорожного ведомства Милана Цигановича, причастных к убийству в Сараеве.
8. Введение эффективных мер по предотвращению контрабанды оружия и взрывчатки в Австрию и арест пограничников, помогавших убийцам пересечь границу.
9. Официальное объяснение по поводу враждебных антиавстрийских высказываний сербских чиновников после убийства.
10. Постоянное информирование австрийского правительства о мерах, принятых согласно предыдущим пунктам.
Первая страница австро-венгерского ультиматума Сербии от 23 июля 1914 г.
Позднее говорилось, что эти требования не только не были мягкими: они содержали нападки на суверенитет и достоинство Сербии, а главное – документ был составлен так, чтобы Сербия его не приняла.
Нападки на антиавстрийскую печать в первом пункте меморандума подразумевали в том числе закрытие газеты «Балкан», в которой на следующий день после покушения была напечатана статья о Принципе и Кабриновиче. Эта статья была медвежьей услугой всей Сербии, и Войя Танкосич едва не побил редактора, выпустившего ее в свет. Результатом этой скандальной публикации стал визит австрийского дипломата барона Шторка к генеральному секретарю министерства иностранных дел Славко Груичу. Шторка интересовало, каковы будут действия сербского правительства по расследованию убийства, которое даже сами славянские газеты связывают с Сербией. Груич выразил недоумение и непонимание такой формулировки, а также спросил, кем уполномочен Шторк. Тот в свою очередь выразил удивление, что правительство Сербии, не скупящееся в заверениях о своем добрососедстве, ведет себя в этом деле столь равнодушно.
Многие считали особенно вызывающим пункт четвертый, предполагающий увольнение офицеров по спискам, составленным австрийской стороной, поскольку это унижало сербскую сторону.
Время официального вручения этого документа было продумано в дипломатических кругах Австрии заранее. Дело в том, что 23 июля 1914 года в 11 вечера из Санкт-Петербурга в Париж должен был уехать Раймон Пуанкаре (1860–1934). Австрийцы хотели, чтобы Россия получила сообщение об ультиматуме после отъезда французского президента и союзники не успели договориться о совместных действиях. На следующий день это уже не имело значения.
«Живительный сон перенес меня на несколько часов в мир, в котором ничего не знаешь о катастрофе, разразившейся над Европой, – писал Пуанкаре в книге «Воспоминаний». – На рассвете меня разбудили щебетание птиц и веселые лучи солнца. Мне пришлось сделать усилие над собой, чтобы вернуться к сознанию действительности. Неужели это правда: нам объявлена война? <…> И вот тем не менее, несмотря на сорок четыре года осторожной и предусмотрительной политики, на нас обрушилось несчастье, которое мы всем силами пытались предотвратить. Возможно ли это? И что готовит нам судьба?»
Военный министр России В.А. Сухомлинов (1848–1926) называл хронологическим ядром начала Первой мировой войны промежуток с 24 по 28 июля 1914 года (В.А. Сухомлинов «Воспоминания», 1926). В половине седьмого вечера 23 июля 1914 года ультиматум был вручен сербскому правительству австрийским посланником в Белграде бароном Владимиром Гизлем фон Гизлингеном (1860–1936) – австрийским дипломатом, занимавшим пост посла в Турции, Греции, Черногории, Сербии.
Узнавший об ультиматуме кайзер Вильгельм воскликнул: «Браво! Признаться, от венцев подобного уже не ждали» (Deutschland im ersten Weltkrieg. Bd. 1). На следующий день, 24 июля, Россия начала мобилизацию морского флота и четырех военных округов – Московского, Казанского, Киевского и Одесского. Тогда же Министерство финансов получило поручение свернуть и изъять денежные вклады в германских и австрийских банках.
Сербскому правительству было дано на ответ двое суток. В случае нарушения срока наступал разрыв дипломатических отношений. За десять минут до истечения срока, без десяти минут шесть вечера 25 июля, Сербия приняла ультиматум.
Военные настроения уже настолько проникли в общество, что сразу же начались непредвиденные эксцессы. В придунайском городе Костолац 26 июля возникла перестрелка в районе побережья и были захвачены три сербских парохода, на которых подняли австрийский флаг.
В связи со сложившейся предвоенной ситуацией Сербия обратилась за помощью к России. Австрии она сообщила, что с седьмым требованием возникли затруднения: приказ об аресте заговорщиков был санкционирован, но они скрылись в неизвестном направлении.
На самом деле Милану Цигановичу устроили побег. Никола Пашич сообщил австрийцам, что еще 28 июня заговорщик уехал из Белграда в неизвестном направлении и найти его не представляется возможным. Здесь вышла нелепая накладка, потому что в интервью сербским журналистам начальник белградской полиции заявил, что в Белграде вовсе никогда не было человека с фамилией Циганович.
Впоследствии австрийская сторона выяснила, что начальник полиции лично устроил Цигановичу побег на территорию Албании и оформил это как командировку от полицейской префектуры в город Рибари, где его временную резиденцию охраняла местная полиция. Циганович не чувствовал себя одиноким, поскольку компанию ему составил еще один член запрещенного общества «Народна Одбрана» майор Александр Серб.
Изгнание Цигановича длилось ровно месяц, поскольку потом началась Великая война. После этого объявленные в розыск Милан Циганович и его начальник Войя Танкосич командовали отрядами македонских революционеров – комитаджей. А еще через год Скупщина дала указание железнодорожному ведомству выплатить Цигановичу всю зарплату за два года, хотя он не работал ни дня. В Сербии он уже считался национальным героем, как и другие заговорщики.
Невыполнимое условие
Самым значительным в венгерском меморандуме, конечно, был вовсе не седьмой пункт о поиске заговорщиков, на который Пашич усердно отвлекал внимание австрийцев. Главным был тот самый шестой пункт, в котором говорилось о допуске австрийской полиции в Сербию для расследования. Сербия его не приняла, опасаясь нарушения своего суверенитета и сославшись на конституцию. Формально это был отказ выполнить требования, он привел к разрыву дипломатических отношений.
