Возникает парадокс: российская революция, устроенная на германские деньги, опасается и ненавидит германского посла. Какая выгода в его устранении? Но есть письмо самого Мирбаха из Москвы: «За два месяца очень внимательных наблюдений я не могу более положительно оценивать большевиков. Постоянные удары по нашим интересам можно было бы использовать как предлог для военного выступления в любой удобный для нас момент».
Очевидно, германцы рассчитывали на другой ход событий: они спровоцируют русскую революцию, она начнет набирать обороты, Николай II обратится к Германии за помощью, и тогда можно будет диктовать России свои условия и распространить на нее свое влияние. Никто не ожидал, что император отречется от престола, а революция победит.
В свою очередь, левые эсеры считали, что заключение договора с Германией – это отказ от мировой революции и соглашательство с буржуазией. Большевики хотели покончить и с германским влиянием, и с эсерами, но сделать это, не испачкав рук. Посол Мирбах идеально подходил на роль жертвы, он оказался никому не нужен, и от него избавились.
Для этого понадобился эсер Блюмкин – прирожденный ликвидатор и мистификатор. Кстати, слово «эсер» настолько прилипло к нему, что стало употребляться вместо имени. После убийства Мирбаха Блюмкин скрывался в украинских городах и селах. Он даже собирался совершить покушение на гетмана Скоропадского, пока не пришли петлюровцы и не избили его до полусмерти. Он подлечился, вернулся и довольно быстро стал ценным сотрудником контрразведки.
Один из эпизодов, рисующий Блюмкина как члена расстрельной команды, особенно интересен. Дело в том, что Блюмкин очень любил искусство и литературу, но особенно любил общаться с культурными людьми. Как-то раз, будучи сильно нетрезвым, он подсел в ресторане к поэту Осипу Мандельштаму и, показывая ему списки приговоренных, принялся хвастать, что от него зависят судьбы людей – захочет впишет, захочет вычеркнет. Это так потрясло поэта, что он схватил списки и, не помня себя, убежал и спустил их в унитаз, а потом сидел дома и трясся в ожидании ареста. Его действительно вызвали, но похвалили за бдительность по отношению к недопустимо пьяному сотруднику спецслужб.
Было это или не было, но довольно многое сходило Блюмкину с рук: он был на редкость везучий. Но могло ли это продолжаться вечно? Авантюрность Блюмкина привела его даже в ряды советской разведки ИНО, он некоторое время был шпионом в Иране и Турции, путешествовал под прикрытием экспедиции Рериха. Блюмкин считался опытным и неглупым притворщиком, умевшим выходить сухим из воды, но и его ждал один конец. Из-за связей с Троцким Блюмкина расстреляли 3 ноября 1929 года.
«Пижамное совещание» в Рапалло
Не мне российская делегация вверена,
Я —
самозванец на конференции Генуэзской.
Дипломатическую вежливость товарища Чичерина
дополню по-моему —
просто и резко.
В.В. Маяковский. Моя речь на Генуэзской конференции
Версальский договор, принятый наспех в связи с особым положением и потерпевшей поражение Германии, и Советской России, созданной на обломках империи и нуждавшейся в передышке и помощи, не устраивал ни Германию, ни Россию. До сих пор ведутся разговоры о том, что Россия пошла на унизительные уступки. Даже в стане большевиков согласия не было. Например, Александра Коллонтай, будущий посланник страны, высказывала несогласие с версальскими документами и тем самым испортила отношения с Лениным. Было ясно, что необходимо другое соглашение. Таким соглашением стал Рапалльский договор, восстановивший дипломатические отношения между Россией и Веймарской республикой и урегулировавший спорные вопросы.
Генуэзская конференция проходила в итальянском городе Рапалло в апреле 1922 года и касалась экономических вопросов – взыскания военных репараций с Германии и долгов прежних режимов с России. Германии предписывалось выплатить репарации на сумму 132 миллиарда золотых марок, 13 % ее довоенной территории с 10 % населения были переданы другим странам, была сокращена сухопутная армия, Германии запрещалось иметь танки, боевую авиацию, тяжелую артиллерию, крупные военные корабли, подводные лодки, химическое оружие.
Положение России, входившей в годы войны в блок победителей, оказалось не лучше. Сепаратный Брестский мир с Германией; национализация частной собственности, в том числе экспроприация собственности иностранных предпринимателей, ведущих бизнес в России; отказ от уплаты дореволюционных долгов; большевистская идеология, включающая план мировой революции, – все это противопоставило Советскую Россию послевоенной буржуазной Европе. В тот момент Германия и Россия ощущали себя почти собратьями по несчастью: у них впервые был общий враг – англо-французский альянс. Неудивительно, что обе страны в тот момент объединились в стремлении противостоять натиску английского и французского правительств.
Как пишет В.Э. Молодяков, «это был первый удар по атлантистской политике «разделяй и властвуй» и первый шаг в сторону «континентального блока»» (В.Э. Молодяков «Несостоявшаяся ось: Берлин – Москва – Токио»).
«Пижамное совещание»
Самым известным дипломатическим моментом этой конференции стало «пижамное совещание» дипломатов. С 15 на 16 апреля, почти в два часа ночи, в отеле, где жила германская делегация, раздался телефонный звонок, и представитель советской делегации предложил рейхсканцлеру Йозефу Вирту приехать в отель «Империал» по личной просьбе Чичерина. Намечалось продолжить там переговоры. Германские дипломаты так и прибыли на это совещание в домашних пижамах, как их подняли с постели. На «пижамном совещании» Вирт и большинство членов германской группы поддержали Чичерина. Президента Фридриха Эберта, ненавидевшего большевиков, обработал в телефонном разговоре Вирт.
Представители советской и немецкой сторон в Рапалло: Карл Йозеф Вирт,
Леонид Красин, Георгий Чичерин и Адольф Иоффе. Апрель 1922 г.
Утром переговоры продолжились, и во второй половине дня Георгий Чичерин и Вальтер Ратенау подписали Рапалльский договор. В 1-й статье говорилось о взаимном отказе от военных расходов и возмещения убытков. Во 2-й статье Германия и Россия отказывались от взаимных претензий, причем Германия отказалась требовать возвратить национализированные большевиками предприятия в том случае, если такую же позицию Россия займет по отношению к другим странам. 3-я статья декларировала возобновление дипломатических и консульских отношений между двумя странами. В 4-й статье документировался принцип наибольшего благоприятствования для торговых и хозяйственных отношений между двумя странами. В статье 5 говорилось об обмене мнений в случае решения хозяйственных вопросов на международном базисе.
Как говорил впоследствии Г. Киссинджер, подписание Рапалльского договора было неизбежно, потому что западные союзники предопределили это событие, «подвергнув остракизму две крупнейшие европейские державы посредством создания пояса малых, враждебных друг другу государств, а также посредством расчленения как Германии, так и Советского Союза».
