Эрнст фом Рат
Но случалось, что дипломатов убивали по ошибке или просто потому, что они оказались не в том месте и не в то время. Так, 21 октября 1933 года во Львове был застрелен сотрудник посольства Андрей Павлович Майлов, которого боевик ОУН Николай Лемик принял за советского консула. Консулу в тот день, если можно так сказать, повезло: он заболел, и вместо него в кабинете сидел Майлов. Такова судьба. Заказчиком убийства был основатель ОУН Евгений Коновалец, организатором – Степан Бандера, а убивать послали неудачника Лемика.
Погибнуть по ошибке довольно обидно, но в те годы стрельба по мишеням напоминала ковровую бомбардировку, и жертвой мог оказаться кто угодно, причем если не сегодня, то завтра. Любой советский дипломат, как чиновник при исполнении, мог быть застрелен кем-то из монархистов или эсеров, попасть в подвалы Лубянки и подвергнуться расстрелу за «шпионаж в пользу иностранных государств», мог погибнуть позднее на войне. И такая же гибель могла подстерегать любого другого дипломата – французского, британского, германского. В то время погибнуть можно было везде, а мир представлял собой дымящееся жерло вулкана.
Просто немец
Эрнсту фом Рату тоже не повезло, причем во всем. Ему, прусскому аристократу былых времен, лучше было бы родиться в XVIII или XIX веке. Гитлеровский рейх ориентировался уже не на таких щепетильных персон, потому что куда сподручнее было пользоваться услугами простоватых боевиков, «псов» военщины. Эрнст с самого начала был противником гитлеровской политики и защитником евреев. В нацистской среде он даже считался неблагонадежным. Каково это – быть профессиональным дипломатом в стране, где дипломатия служит нацизму? Очевидно, фом Рату в 1930-х годах было даже лучше оказаться на практике в Париже, подальше от германских интриг и сведения счетов. Он работал секретарем у своего дяди Роланда Кёстера, немецкого посла во Франции.
18 октября 1938 года Эрнста назначили секретарем миссии. А 7 ноября того же года в здание германского посольства вошел еврейский юноша Гершель Гриншпан, взвинченный, деморализованный и жаждущий мстить немцам за свою семью. Ему было все равно, кому мстить, лишь бы немцу. На прием он попал именно к Эрнсту фом Рату, который всегда был готов помочь еврею, оказавшемуся в затруднительном положении. Эрнст даже не вызвал секретаря, чтобы запротоколировать встречу: очевидно, думал, что сам разберется в частном вопросе. Гриншпан, едва войдя в кабинет, крикнул ему в лицо: «Un sale boche!» («Грязная немчура») – и выпустил в Эрнста пять пуль. Миссия была выполнена, и убийца без сопротивления сдался полиции. В тюрьме Фрэн для несовершеннолетних преступников его обыскали и обнаружили письмо к родителям: «Мое сердце облилось кровью, когда я узнал о вашей судьбе, и я должен протестовать так, чтобы об этом узнал весь мир».
Детство и юность Гершеля Гриншпана были весьма беспорядочны: школу он не окончил из-за своей несобранности, предпочитал учебе участие в сионистской организации, начал изучать иврит, но тоже бросил. С еврейской национальностью и без образования у него не было шансов получить работу в Германии, и он уехал к дяде в Брюссель, где довольно скоро стал обузой. В Париже, у другого дяди, он тоже не стремился к серьезному делу, в основном бродил по клубам и кинотеатрам. Два года он пытался получить вид на жительство, но безуспешно, и вернуться назад, в Германию, он не мог, потому что истек срок его паспорта. В августе 1938 года, когда ему предписали покинуть Францию, дядя прятал его в пустующей мансарде. Там Гершель и узнал, что его семью депортировали через немецко-польскую границу в числе 17 тысяч евреев. Сестра прислала горькое письмо с просьбой о деньгах или теплых вещах. Гершель просил у дяди деньги для семьи, но тот отказал, и они поссорились. После этого юноша ушел из дома, прихватив немного денег, снял номер в дешевой гостинице, написал прощальное письмо и отправился покупать револьвер. Едва ощутив в руке холод стали, он пошел прямо в посольство – стрелять в любого, кто попадется.
Это оказалось одно из самых нелепых и бессмысленных покушений в истории. В каком-то смысле Гершель Гриншпан даже помог гитлеровскому режиму избавиться от неудобного дипломата. Это называется «убить двух зайцев»: руками еврея убрать одного из самых гуманных работников посольства. И, конечно, режим не преминул этим воспользоваться. Так поступок Гриншпана привел к организации еврейского погрома «Хрустальная ночь». 9 ноября отряды вооруженных штурмовиков нападали на людей, грабили, сожгли 267 синагог и 815 магазинов, убили 36 человек и 20 тысяч арестовали.
О чем говорит поступок Гриншпана и его последствия? О том повсеместном предвоенном хаосе, в который оказалась ввергнута Европа 1930-х годов.
Аристократ и гестапо
Одной из самых загадочных жертв предвоенного, но уже очень опасного и жестокого времени стал Вильгельм-Эмануэль фон Кеттелер, барон из Вестфалии с крепкими и в то же время трагическими дипломатическими корнями. В его роду были офицеры и епископы, он же предпочел дипломатическую карьеру. Однако достаточно напомнить, что его дядя Клеменс фон Кеттелер, служивший послом Германии в Китае, был убит в Пекине в 1900 году во время «восстания боксеров», и дело его племянника Вилли фон Кеттелера приобретает какой-то зловещий оттенок, несмотря на то что родился он шестью годами спустя и своего дядю никогда не видел.
«Младоконсерватор»
Вилли фон Кеттелер появился на свет 15 июня 1906 года, окончил гимназию в Варбурге и престижный Мюнхенский университет. По своим взглядам он сформировался как консерватор, не принимавший ни коммунистов, ни национал-социалистов. Этот юноша жил прошлым и стремился сохранить германские ценности феодально-дворянского, патриотического и христианского мира, что в условиях зарождающейся «коричневой чумы» было достойно и неплохо, но совершенно идеалистично и недальновидно. Годы Веймарской республики требовали от молодых людей определиться заранее, с кем они пойдут дальше: примкнут к армии безработных сторонников Гитлера, готовых за рабочее место громить евреев-лавочников и вступать в НСДАП, или же возьмут курс на социалистические и коммунистические идеалы и вскоре пополнят собой ряды подпольщиков или эмигрантов. Разумеется, оба пути были не для молодого барона фон Кеттелера, который понимал элиту страны совершенно иначе – старомодно, то есть как происхождение, образование и верность этическим и эстетическим идеалам прошлого. Товарищи отзывались о нем как о «верующем католике, лишенном конфессиональной узколобости». Такие люди едва ли считают достойным и нормальным эмиграцию, бегство, уход от борьбы: это ведь их страна – так с какой же стати? Они скорее пулю себе в лоб пустят. А левые идеи или парады штурмовиков барон счел бы верхом пошлости. Это и определило в дальнейшем его судьбу.
Кеттелер заявил о себе как активный «младоконсерватор», стремившийся вернуть прежний облик Германской империи – абсолютистской державы, чуждой парламентаризму, либерализму, демократии, борьбе партий и союзов. По сути, он защищал интересы своего класса – аристократической и интеллектуальной верхушки старой Германии. Любые дебаты и демонстрации, любые популистские проявления они считали достоянием «плебса». Но азарт, тяга к политике, желание не сидеть в стороне, а действовать согласовывались с присущим знатной молодежи отсутствием чувства самосохранения и неумением предвидеть будущее. Новый век диктовал совсем другие законы, а Кеттелер был слеп и наивен. Этот человек, будучи молодым, уже опоздал родиться. Но иначе и быть не могло. Каждый человек задает себе вопрос: для чего он родился? И никто не хочет услышать в ответ: «Опоздал».
