Если мне в чем-то и повезло, так это в том, что Анна Васильевна ничуть не лукавила – она и впрямь снилась своему мужу каждый день. Так что из группы нырять в чужой сон под чужой личиной мне предстояло первой. Немного страшно, но зато можно быстрее закончить и забыть об этом эксперименте. Да и Картина Георгиевна еще не веселилась, серьезно подходя к делу. Почему-то казалось, что ей ничего не стоит забавы ради изменить что-то в личине или голосе.
Но пока она без улыбки водила кисточкой над моим лицом и руками, и я с ужасом чувствовала, что это не просто грим или оболочка, которые я ожидала получить. Мои пальцы стали чуть короче и толще в суставах, а еще они заболели. Не сильно, такая монотонная тянула боль, словно я отлежала обе руки сразу, но достаточно, чтобы запаниковать. Видимо, мой прототип почувствовала это – Анна Васильевна схватила меня за руку и, пристально глядя в глаза, шепнула:
– Это временно.
Я осторожно высвободила руку – тонкая кожа была сухой и ранимой, и отвернулась. Неужели именно она совсем не понимает?
Мне дали несколько минут, чтобы привыкнуть ощущать свое тело, но мне требовалось больше. Куда больше. Как можно привыкнуть к тому, что цвета вокруг словно с поблекшей фотографии? А эти болезненные ощущения в суставах, в спине, постоянная сухость во рту – разве всё это можно уместить в несколько минут?
Но ректор безжалостно кивнула Анне Васильевне, и та неожиданно ловко для своего возраста накинула на меня невидимую петлю, которая утянула меня в сон.
Некоторое время я просто стояла посреди комнаты, пытаясь привыкнуть к необычному месту. Запахи, звуки – мне никогда раньше не давалась так тяжело новая обстановка. Спас меня сам сновидец.
– Анечка, ты очки ищешь? – ласково спросил он и протянул футляр.
Я откашлялась – звук получился сиплый и тихий, а горло сразу заныло.
– Спасибо, – просипела я, падая в кресло. То есть, это я считала, что просто плюхнусь на то место, которое уже видела в шаре. На деле же мне пришлось примеряться и медленно опускаться рядом. Паника поднималась всё сильнее, уже мешая дышать. Я тоже стану старой, да? Вот такой же? Не хочу! Я боюсь! Выпустите меня!
Похоже, меня затрясло потому что старичок Никита обеспокоенно отложил газету и снял очки.
– Всё хорошо, Анечка? – спросил он. Я глубоко вдохнула и задержала дыхание. Я не имею права пугать этого человека, который зовет маленькую старушку, у которой всё болит, «Анечкой» и видит её во снах каждый день.
Я просто закачу потом истерику. Дома. Когда проснусь. Пусть папа поит меня кофе, а мама делится пирожными. Но здесь и сейчас я должна справиться, пусть жизнь и не готовила меня к этому. Я вообще не собиралась думать о старости – это слишком далеко и никогда, слышите? Никогда не случится со мной!
– Я просто вспомнила, как мы познакомились, – ляпнула я первое, что пришло в голову, и запоздало испугалась – вдруг сейчас придется вспоминать, а я и не знаю ничего?
Не пришлось. Старичок просто взял меня за руку – осторожно, чтобы не сделать больно, и прикрыл глаза. Наверное, у него текли слезы. Я не могу сказать точно, потому что у самой глаза были мокрые.
– Я тебя люблю, Анечка, – прошептал старик прежде, чем мир свернулся – у стариков часто бессонница или поверхностный, часто прерывающийся сон. Об этом я слышала.
Я перенеслась в класс, чувствуя себя двояко: словно украла это признание у Анны Васильевны, и в то же время не желая отдавать его, самое первое признание в любви, которое я слышала.
Кажется, мои щеки всё еще были мокрые, хотя личина спала, едва я выбралась из того сна. Я думала, Картина Георгиевна будет ругать меня за провальную практику, но та снова сумела удивить меня.
– Ольга, молодец, – отрывисто произнесла она. – Немедленно просыпайся и засыпай в локацию колодцев. Тебе нужно передохнуть и успокоиться. Анна Васильевна, вы пойдете в сон Оли завтра.
А я, что я. У меня не было даже сил спорить. Я кивнула, и, избегая сочувственных взглядов одногруппников, проснулась. Не меньше минуты я пялилась в темный потолок прежде, чем снова провалиться в сон. Тот самый, в котором вдалеке шумит лес, а вокруг колодцы, манящие прохладой и звездами.
11 глава
– Не хочу становиться старой, – выпалила я, едва мы с Васькой и Светой встретились, чтобы вместе идти в школу. Точнее, я пришла к Василисе, а Света сидела у неё. Наверное, она живет неподалеку, иначе я просто не понимаю, как она добирается в такую рань. – Старость ужасна.
– И тебе доброе утро, – откликнулась Васька, отчего-то раздраженная, словно ей всю ночь снилось такое же, как мне. И нет, не колодцы, а вот это ощущение старости самой себя.
Она с мрачной решимостью запихивала в сумку доску для рэндзю, и я через силу улыбнулась. Похоже, эта игра должна была настигнуть меня и в реальности.
– О, чего вспомнила! – вдруг заговорила Света. – Мне тут странный сон приснился, будто мы с Олей играли в эту штуку.
– Чудесно, – буркнула Васька, надевая сапоги. – Даже во сне со мной никто не играет, только с кем-то другим.
Наверное, она шутила, но мне стало не по себе, будто я её и впрямь подвела.
– Что с ней? – шепотом спросила я у Светы, когда Васька прямо в сапогах прошла в комнату за забытой там второй обувью.
– Это всё ты со своей старостью! – неожиданно заявила та. – Будто не знаешь, что, пока бабушка у неё была жива, она с ней жила, ходила в другую школу и в никакие походы родители её не брали. Она очень скучает.
– Точно, – пробормотала я, а вернувшаяся Васька избавила меня от необходимости врать дальше. Потому как ничего такого я не знала. Может, Васька скрывала это от меня? Но почему? Это не та информация, которая могла значить что-то особенное. Уж в такой-то я разбиралась отлично – у меня всегда были ушки на макушке, стоило где-то произойти чему-то грандиозному.
Просто удивительно, как каждая новая проблема успешно отвлекает меня от предыдущей! Если так пойдет дальше, то я погрязну под ними и уже никогда не смогу выпутаться. Начать, наверное, стоит с самого простого. Теперь, когда я обнаружила, сколько странного и непонятного происходит вокруг меня, ссора с Жюлем уже не казалась чем-то серьезным. Скорее наоборот, я не была уверена, что понимаю, чего так разозлилась. Но и как теперь вернуться, не могла придумать.
– Ты всё ещё о старости думаешь с таким лицом? – поинтересовалась Васька резким голосом. – Не стоит переживать, несколько десятков лет тебе не о чем волноваться.
– Я и не волнуюсь. Точнее, не об этом, – пояснила я. – Я тут сделала глупость, и думаю, как теперь извиниться.
Васька с отстраненным лицом хмыкнула и отвернулась. И я с досадой поняла, что она приняла это на свой счет. Да что же это такое!
– Извини, если задела тебя, – слова вырвались сами собой. Я даже удивилась. Обычно так непросто просить прощения – просто свихнуться можно. Но тут я не была виновата по-настоящему, по крайней мере, не в этом, и поэтому извинение далось легче.
