– Нет.
– Тогда я пойду пешком.
– Нет.
– Тогда повесь меня снова поперек седла!
– Нет.
Похоже, других слов он не знал, а ее возмущение совершенного его не трогало. Он все так же управлял виртой, едва натягивая поводья, и она его беспрекословно слушалась. Впрочем, как и все остальные.
– Хасс! – раздался оклик Верна спустя некоторое время.
– Знаю.
– Надо снова искать укрытие.
В этот раз он не стал выбирать и свернул к первому же подходящему разлому. Его свод был настолько низким, что рослый воин едва мог пройти, не приклоняя головы.
– Проверить, – приказал Хасс.
Тут же двое из отряда обнажили мечи и бесшумными тенями двинулись вперед по проходу.
Кинт спешился и стянул следом за собой притихшую девушку. После прошлого побега оставлять ее без присмотра он не собирался.
– Все чисто. Проход через десяток метров упирается в каменные завалы. Нет признаков присутствия ни других людей, ни зверей, – бодро отчитался один из разведчиков, – места хватит всем.
– Разбивайте лагерь. Остановимся здесь на ночь.
Со стороны перевала уже доносился знакомый гул Сеп-хатти. Эти горы бывают когда-нибудь спокойны?
Мысли о ночлеге почему-то пугала больше всего остального. Спать, среди десяти незнакомых опасных мужчин? Да еще и под присмотром желтоглазого кинта? К такому ее жизнь не готовила. Она привыкла засыпать и просыпаться в кругу тихих послушниц, выслушивать нравоучения от ворчливой Харли, умываться по утрам стылой водой из чана.
– Иди за мной, – скомандовал Хасс.
Ким не пошевелилась, с трудом выдерживая мрачный звериный взгляд.
– Иди за мной, – глухо повторил он, а когда она упрямо осталась на месте, просто подхватил под подмышку и занес в пещеру.
– Пусти!
Он отпустил – разжал руки, так что она плюхнулась на каменный неровный пол. Не успела даже пикнуть, как Хасс вздернул ее на ноги, а потом, схватив за воротник, впечатал в стену:
– Запомни. Если я говорю идти – ты идешь. Если говорю молчать – ты молчишь. Если прикажу прыгать на одной ноге – ты будешь прыгать. Уяснила? – он нависал над ней как скала. – Ослушаешься – накажу.
– Что, опять глазами своими страшными посмотришь? – равнодушно поинтересовалась Ким.
– Знаешь, мои люди не трогают тебя, потому что ты – подарок императору. Но я ведь могу и передумать, – едва заметно ухмыльнулся он. – Поверь, есть много других способов наказать. Гораздо более интересных, чем просто боль.
Он разжал кулак, отпуская ее, и отошел в сторону.
– Возьмешь спальник, ляжешь у самой дальней стены. Поняла?
Сердце гремело в груди, оглушая своим боем.
– Я не слышу ответа?
– Поняла.
– Сделаешь опять по-своему – положу к виртам, – не заметив отклика на эти слова добавил, – или себе под бок. Выбор за тобой.
Ни слова больше не сказав, он вышел на улицу, оставив в пещере задыхающуюся от беспомощности Ким.
Ее не пугала возможность оказаться среди ездовых ящеров – они страшные, но не настолько чтобы терять от этого голову, но вот спать рядом с кинтом она точно не собиралась. Проще сразу выбежать на мороз, навстречу приближающемуся Сеп-хатти.
***
Вскоре все мужчины собрались в пещере и стало совсем тесно. Уставшие вирты ютились в небольшом закутке возле выхода, недовольно ворчали, рыли когтистыми лапами пол, кровожадно посматривая друг на друга, захватчики разбирали спальники и готовились ко сну, чтобы встать с первыми лучам солнца и снова отправиться в путь, а Ким сидела, забившись в угол и настороженно за всеми наблюдала.
Хотя все ее не волновали. Только Хасс, и его странное обещание подложить к себе под бок, от которого по спине бежали мурашки с полевую мышь.
– На, – рядом с ней остановился Войс и протянул ей какую-то сморщенную пластинку, – ешь. Ты, наверное, голодная.
О еде она не вспомнила за этот день ни разу. От круговорота событий, который так стремительно вырвал ее из привычной жизни, напрочь пропал аппетит.
– Бери. Это мясо вирты.
Ким вскинула на него испуганный взгляд, а оптом посмотрела туда, где звери укладывались на ночлег.
– Их еще и едят?
– Да. С медовым соусом они очень даже неплохи, а в сушеном виде, конечно, редкостная гадость, но голод прекрасно утоляют
– Войс, – раздался суровый оклик Хасса, – отдал?
– Да, – воин сунул мне в руки пластинку.
– Тогда отошел, живо.
Я почувствовала, как вокруг меня будто вырастает невидимая стена. Мужчины поспешно отводили взгляды и больше никто из них ко мне не подходил, и не делал попыток заговорить. Опасались кхассера, который мрачный, словно демон стоял возле выхода из пещеры и смотрел на что-то за ее пределами.
К нам приближался очередной Сеп-хатти. Он ярился, ревел лютым зверем, скалился, подбираясь к нашему убежищу, надвигался белой стеной, грозя ворваться наружу.
Снежная волна ударила, накатила рассыпаясь миллионами снежных искр, но внутрь прорваться не смогла. Будто налетела на невидимую преграду и схлынула назад. Набралась новых сил и снова обрушилась, и снова у нее ничего не вышло.
Притихнув, я смотрела, как Хасс стоит у нее на пути. В нем не было ни страха, ни суеты, только холодная уверенность в своих силах.
– Учись, как надо запечатывать, – проворчал один из воинов, обращаясь к Верну, – а то в прошлый раз, когда это делал ты, у меня снег был даже в портках.
– Заткнись, – беззлобно огрызнулся косматый и, раскрутив свой спальник, залез внутрь, – в следующий раз на улице останешься.
Они неспешно переговаривались, готовились ко сну, и похоже никого из них не беспокоил буран, бушующий всего в нескольких метрах от них.
Ким же сколько ни пыталась, ни могла успокоиться. Вздрагивала от каждого раската грома, от молний, которые подсвечивали темную фигуру Хасса, от стонов ветра.
В пещере стремительно холодало, на улице опускались сумерки, но почему-то никто из мужчин не стал разводить огонь. Они друг за другом забирались в свои мешки, закрывали глаза и засыпали, будто находились дома, в уютной теплой постели. У Ким же в отличие от остальных от холода зуб на зуб не попадал, и чтобы хоть как-то согреться, она тоже неумело раскрутила скатанный в тугой рулон спальный мешок, уложила его у стены, как можно дальше от всех остальных и протиснулась внутрь, натягивая верхнюю часть себе на голову.
Спальник был таким тонким, что под ним чувствовался каждый камень, каждая впадинка, пах шерстью и чем-то пряным, а на ощупь походил на драп. В той части, где располагалась голова, материал был свернут в несколько слоев, образовывая неудобную, плоскую подушку.
