− Неужели, правда, Мари, что ты видишь будущее?
− Будущее вижу, а вот прошло, наоборот, забываю, − улыбнулась Алиса, наблюдая, как впереди них и сзади, потели ручейками кавалеры с дамами с оголёнными плечами и в шикарных платьях.
− А обо мне что-нибудь можешь сказать?
− Могу, только вот, − она слегка сжала его руку, − тебе это может не понравиться.
Он повернулся и быстро взглянул на неё.
− Говори, Мари, я не из трусливых.
− Если ты не уедешь куда-нибудь за границу и не оставишь то, чем ты занимаешься, твоя жизнь …. – Алиса замолчала, не в силах сказать, что его повесят, причём ему придётся пройти через эту муку дважды, поскольку опыта повешения в России не было. Вот из-за этого трое декабристов и сорвались. Причём, вопреки всем законам, их не помиловали.
Рылеев вдруг схватился за шейный платок и ослабил его узел, словно ему стало трудно дышать.
− Я знаю, о чём ты говоришь. Мне сон снился: я задыхаюсь, кашляю. Что-то сильно сдавливает шею… А потом просыпаюсь, хватая воздух ртом, словно это на самом деле происходило.
− Это вещий сон, − сказала Алиса, не глядя на Рылеева. – У каждого из нас есть ангел-хранитель, который нас предупреждает.
− Наша цель благородна, и я не откажусь от неё, хотя иногда всё кажется мне безнадёжным. Если бы только знать, что Россия будет свободна, если бы увидеть хотя бы издали, что наши внуки и правнуки будут жить иначе, − глаза Кондратия сверкнули, лицо стало волевым. Словно и не было минутной слабости, Рылеев выпрямился и сейчас казался выше неё. − Тогда ведь и не страшно, если дело наше состоится, не иначе, как нашей гибелью. Страшно, если кости наши сгниют, а надежды не сбудутся. Страшно разбить голову об стену и не только свою, а ещё и товарищей моих.
Алиса почувствовала комок в горле и тяжестью навалилась безнадёжность. Что ждёт этих благородных людей? После сырых казематов Петропавловской крепости виселицы одних и рудники других. Да, декабристы останутся в сердцах людей героями, их запомнит история, им поставят памятники. В их честь назовут улицы и площади. Да, тех, кого сошлют на каторгу, поднимут Сибирь на ту высоту, на которой она ещё не была. Они выживут там и родят новых сильных людей. Но ведь они мечтают совсем не о том. И если вернуться к двадцать первому веку, то куда пришла Россия? После перестройки за границу рванули все, кто мог похвастаться интеллектом и мозгами.
Но если бы декабристы остались в своём мире и пошли другим путём. Может, мы не пришли бы к тому, что есть сейчас. Да, у нас нет крепостничества, но есть ипотека. А чем она хуже оброка? И у нас есть богатые и бедные. Особенно пенсионеры. Но самое ужасное, что у нас нет гордости за страну и нет сил, чтобы воевать за своё будущее. Мы погрязли в интернете и сетях, и нам есть дело только до себя, как выжить, как заплатить по счетам. Нам некогда развлекаться, мы предпочитаем напиваться по пятницам, болеть по субботам и скорбеть в воскресенье, что выходные прошли зря, а в понедельник нужно опять на работу. Жалкие мы людишки, с горечью думала Алиса, идя вперёд очередным прекрасным залом, увешанным дорогими картинами в рамах и освещённым свечами, так словно и не нужно электричество.
− Ну что ты скажешь, Мари? Твой муж с нами, он не держит от тебя секретов. Веришь ли ты в нас?
− Я верю в вас, − Мари повернулась к нему и почувствовала, что сейчас расплачется. – Вы лучшие люди на земле. Но вам нужно подождать. Лучше подготовиться. Скоро умрёт император, и вы попытаетесь поднять восстание. Остался месяц.
− Откуда ты знаешь про императора? – перебил её Рылеев.
− Поверь мне, Коня, я знаю будущее, − Алиса специально назвала его уменьшительно ласковым именем.
− Ты называла меня так раньше. Отчего же тебя не отдали за меня? Я был бы счастлив, мне нужна подруга, которая разделила бы со мной все мои мечты. Но это не важно, я не о том говорю. Не будет ли всё зря, Мари?
Алиса вздохнула. Казалось, он не слышал.
− Коня, ты же не военный человек. Нужно, чтобы кто-то взял на себя командование.
− Ну вот есть Трубецкой, он отличился на войне с Наполеоном.
− Нет! – громко сказала Мари. – Бога ради, только не он. Пообещай мне, что вы не поставите главным Трубецкого.
Рылеев посмотрел на Алису с удивлением.
− Но почему?
− У меня есть данные, что он не надёжен. Но я не могу сказать больше, − выдохнула Алиса.
− Хорошо, спасибо за откровенность. Для меня очень важна твоя поддержка.
− А что твоя жена, Наталья?
− Мы не очень близки в этом смысле.
Рылеев хотел ещё что-то сказать, но они вошли в столовую залу, и, раскланиваясь со знакомыми, Рылеев уверенно повёл Алису на их места. Алиса изо всех сил старалась вести себя прилично и не вертеть головой по сторонам. По углам возвышались бронзовые треножники, поддерживающие огромные сосуды со льдом, в которых стояли бутылки с напитками. По периметру фарфоровые вазы с цветами. Огромный стол накрыт белоснежной скатертью. На столе в серебряной и бронзовой посуде изящно расставлены кушанья. На белоснежных салфетках, вышитые золотом инициалы хозяев. Здесь тоже звучала музыка, лёгкие переливы скрипок в сочетании с фортепьяно. Княгиня Трубецкая и князь Трубецкой сидели на разных концах стола. От внимательного взгляда Алисы не укрылось то, что, садясь на подвигаемый слугой стул, гости крестились. Алиса последовала примеру и села. Рядом с ней устроился Рылеев, чьё присутствие позволяло Алисе чувствовать себя спокойно. Она разложила белоснежную салфетку на коленях и только тут обратила внимание, что за каждым гостем стоял слуга с тарелкой в левой руке. Николаша, конечно же, сидел рядом с Анной, но достаточно далеко, и Алисе, озабоченной разговором с великим князем, а потом беседой с Рылеевым, было не до них. Да и смотреть в ту сторону, она старалась пореже. За столом Алиса и Рылеев говорили лишь о том, что было предназначено для чужих ушей. Как хорошо было поданное блюдо или что произошло у общих знакомых. Кто женится, а кто нынче в трауре и бала дать не может. Кто принимает на этой неделе, у кого весело, а у кого скучно.
Во время обеда, хотя для Алисы, предпочитавшей ужинать не позже восьми вечера, обед с переменой блюд, затянувшийся за полночь, казался чрезвычайно странным. Впрочем, странно было всё. Даже то, что первый тост произнесли лишь после третьей перемены блюд. Как было тут не вспомнить их посиделки, когда при накрытом столе хватались за рюмку даже не успев проглотить ложку салата. Однако, дворяне, что уж тут. Одно количество приборов чего стоило, но уверенные руки Мари в нужный момент брали соответствующую вилочку и элегантно отрезали кусочек нежнейшей рыбки, которую Алиса предпочла мясным блюдам.
По правую руку от князя Трубецкого великий князь и Алисе, хоть и далеко сидевший, всё время казалось, что она чувствует его взгляд, устремлённый, то на неё, то на Рылеева. Напротив них расположились князь Оболенский с молодой девушкой в голубом платье с оголёнными плечами и скромной, казавшейся детской, подвеской, на руке лишь тонкий браслет руке. По тому, как она напряжённо держалась, как смотрела на князя Оболенского, Алиса поняла, что девушка только начала выезжать и от этого ужасно робела. Когда их глаза встретились, Алисе захотелось приободрить бедняжку. Она кивнула ей и улыбнулась, но девушка ещё больше смутилась и уткнулась в тарелку.
