− Спасибо, милая. Ты можешь быть свободна.
Ещё не хватало сочувствия Дуняши. Я княгиня Репнина или кто? Во всяком случае, пока − княгиня Репнина. И мужчины, остаётся признать, одинаковы в любом веке. Мне всего лишь хотелось выяснить: не закончилось ли путешествие Стаса, оправдывалась Алиса перед самой собой. Почувствовав неожиданную слабость, Алиса села прямо на диван, оказавшийся у стены. Её любимая гостиная с пианино. Не сыграть ли что-нибудь? Не получится. Звуки музыки канули в прошлое вместе с бальными платьями. Вот уже неделю не присылали никаких приглашений, и никто не приезжал с визитами.
Алиса занималась домашними делами – их оказалось достаточно много – играла с детьми, выезжала на прогулку в летний сад. За это время встретила лишь несколько знакомых, которые куда-то спешили.
Такое впечатление, что всему миру – в том числе и Николаше, что было самое обидное – не до неё. Возможно, Якубович был прав: её начали игнорировать. Приглашение княгиня Трубецкая отменила. Нового не последовало. Даже князь Репнин молчал.
Петербург был по-прежнему одет в серые краски, лишь иногда разбавляя его белым снегом. Алиса любила зиму в Москве и всегда радовалась её наступлению. Но тут она постоянно мёрзла в мехах, шерсти и тёплых ботинках. Ледяной ветер, постоянный спутник города, добирался до самой души, заставляя её сжиматься. Серые облака. Историческая неизвестность. До восстания осталось два дня.
Наверно, нужно проявить инициативу и поехать к знакомым, но не было сил. Алиса закуталась в шаль и встала. А так чудесно всё начиналось. Страшно признаться, но она даже скучала по Андрею, их беседам и совместным трапезам. Слуги притихли и жались по углам, кое-как выполняя свои обязанности.
Сегодня был ещё один день не из её жизни. День, в котором Алиса ничего не могла изменить. Это угнетало. Похоже, в этой жизни уже не осталось того, что привлекало. Алиса помассировала виски, чувствуя, как начинается головная боль, участившаяся последнее время.
− Мария Алексеевна, я вас везде ищу, − в комнату вбежала Дуняша.
− У Пети, ой, простите, Петра Андреевича, высокая температура. Уложили в постель. Кашель очень сильный.
− Иду сейчас.
Сглазила ребёнка. Похвасталась перед Николаем, что Петенька никогда не болеет из-за какого-то лекарства, которого не существует в природе. Хотя такой рецепт в интернете присутствовал.
− Дуняша, у нас есть гвоздика? Нужно сделать Пете отвар.
− Сейчас спрошу у кухарки.
− Завари пять штук на стакан кипятка. Принесёшь через полтора часа.
Алиса быстро прошла в детскую. Няня суетилась над кроваткой, где лежал Петя с розовым личиком, тяжело дыша.
Алиса взяла его за горяченную ручку.
− Петруша, милый. Мама здесь. Мама поможет.
Мальчик приоткрыл веки и тут же закрыл их. Закашлялся.
− Нужно вызвать доктора, − сказала Алиса и строго взглянула на няню. − Ну что ты застыла?! Бегом. И без доктора не возвращайся.
Потрогала Петин горяченный лоб. Вот только этого не хватало.
Няня топталась у неё за спиной. Алиса оглянулась.
− Мария Алексеевна, голубушка, вы забыли, что наш доктор в Москву уехал на похороны.
− Так вызовите другого. Разве он единственный доктор в Петербурге?! Вы же видите, что Пете плохо. Почему раньше мне не сказали?!
− Не хотели вас беспокоить, Мария Алексеевна. Вы с тех пор, как его сиятельство отбыли по службе, сама не своя. Думали, сами справимся. Пётр Андреевич ещё с утра были вяленькими. Завтракать отказались.
− Идите уже за доктором.
− Мария Алексеевна, так адресок дайте другого доктора.
Алиса нахмурилась. Да она ни одного адреса доктора не знает. И где искать не знает. И компьютера нет, чтобы посмотреть. И справочника.
И единственное, можно обратиться, к Трубецким. Катрин найдёт доктора. Но это так долго. Алиса бросила взгляд на Петю, ещё раз потрогала лоб.
− Глаз с него не спускайте.
Алиса быстрыми шагами прошла в кабинет. Нацарапала, уже не сильно заботясь о почерке, записку Катрин и отдала дворецкому. Снова вернулась. Взяла исписанную изящным почерком записную книжку Мари и отправилась в детскую.
Петя открыл красные глазёнки.
− Не уходи, ма-ма, − он потянул к ней ручку, но не донёс, уронил на простыню.
Алиса взяла его ручку, прижалась губами.
− Миленький, родной, только выздоравливай. Мама здесь.
Алиса пребывала в панике. Если она и научилась играть в солдатики, то совершенно не знала, что делать с детскими болезнями. А вдруг Петя умрёт? Мари ей это не простит. А вдруг они не найдут доктора, лекарств. В этом девятнадцатом веке была высокая детская смертность.
Кстати, где Кити? Кити сидела на высоком стульчике, хныкала и крутила головкой, отказываясь от протянутой ложки.
Алиса подошла к ней и потрогала лоб. Ещё не горячий, но уже тёплый.
− Принцесса наша тоже сегодня плохо кушают, − сказала няня, зачерпывая ложкой густой молочный суп.
Увидев её, девочка разразилась рёвом.
Алиса вытащила её со стульчика и прижала к себе. Тельце было слишком тёплым. Да и аппетит у Кити всегда был хороший. Похоже, она тоже заболевала. Вот только этого не хватало.
− Не надо её кормить насильно, − Алиса взяла девочку на руки и вошла в Петину комнату. Опомнилась. Нельзя её туда, вдруг у Пети инфекция.
− Кити, котёночек, не подводи меня. Нам Петю надо вылечить, если ещё и ты заболеешь, я с ума сойду, − шептала Алиса, целуя мягкие кудряшки. Кити улыбнулась.
− Ма-ма, − она потёрлась носиком.
− Не болеть! Слышишь меня?
− Не бу – у, − ответила Кити и снова улыбнулась.
− Вот именно: не бу-у.
Алиса прижала девочку к себе. Как же я буду жить без вас, милые мои? Ладно, сантименты потом. Она передала девочку няне и снова прошла к Пете. Вспомнить бы что делала её мама при температуре.
− Ваше сиятельство, − на пороге стоял дворецкий. – К вам князь Ковалёв. Изволите принять?
Наверно, почти такое же удивление было написано на лице Алисы, как и на лице дворецкого. Мужчины не приходят, когда их ждут. Стас? Здесь? Совсем обнаглел. Или что-то случилось? Алиса поспешно встала.
− Князь Ковалёв − друг Катрин Трубецкой. Возможно, принёс от неё записку, − выдала она удивлённому дворецкому.
Сегодня, когда Алиса злилась, красота Николаши причиняла боль. И всё же она могла заметить, что тёмно-зелёный с красной отделкой мундир, шёл ему сегодня, как никогда. Возможно, это было из-за возбуждённого выражения его лица, горящих глаз и упрямо сжатых губ.
