− Прекратите! – Алиса подошла к Каховскому.
Он поднял окровавленную голову без шапки.
− А вот и ангел. Мне не страшно, оттого, что вы здесь. Скажите им. Нас сейчас расстреляют.
Отчаяние начало овладевать Алисой. Лучше бы я осталась с императором и умоляла бы его не стрелять.
− Каховский, возьмите себя в руки, − строго сказал Голицын. − Оболенский выбран диктатором. Идёмте со мной.
Каховский послушно последовал за Голицыном.
− Ведите уже в атаку! – взмолились стоявшие рядом офицеры.
− Нет, я атаку не поведу, − сказал Оболенский. − Надо продержаться до ночи. Полки, присягнувшие императору, перейдут на нашу сторону. Вы слышали. Как можно стрелять по своим?
− Ну а если расстреляют нас до ночи? – не унимался Голицын.
− Духу не хватит, − упорствовал Оболенский.
− Ещё как хватит, − Алиса почувствовала, как сжалось в груди сердце от нехорошего предчувствия. – Не стойте, только не стойте! – на глазах выступили слёзы от обиды, но она яростно вытерла их рукой. – Вы мужики или где?
Бестужев вскочил на стол.
− Орудия выкатили. Сейчас заряжать будут. Надо в атаку идти! Меньше ста шагов всего. Там Анненков, он прикроет. Ну же, Оболенский.
− Не посмеют! – упрямо помотал головой Евгений Оболенский.
− Послушайте, мы сейчас вместе умрём. Христос нами со всеми! Ну а теперь пора и на фронт: ведь я же диктатор, − Оболенский, выхватив саблю, весело побежал вперёд, словно не он только что отказывался.
Алиса успела отступить к скале Петровой, оглушённая рёвом толпы и залпами орудий. Картечь ударила по зданию Сената. Посыпались стёкла. Два человека, забравшиеся в чаши весов, которые держала богиня Правосудия, упали к её подножию, как две подстреленные птицы.
− Ура, Константин! – послышалось из толпы. Прогремел ещё залп, который смял середину. Потом второй, третий. Алиса, спрятавшаяся с обратной стороны скалы, почувствовала, как задрожал казавшийся незыблемым камень. Её оглушило, и она упала на землю. По синему небу неслись тёмные облака. Странно, я не чувствую боли, подумала Алиса, проваливаясь в темноту. Последней мыслью было то, что она так ничего и не смогла изменить.
Между выстрелами наступила такая тишина, что Алиса очнулась. Села. На каменном выступе решётки стоял высокий мужчина. В руке пистолет. Алиса, держась за камень, встала, чтобы посмотреть в кого он целится. На белой лошади сидел всадник. Николай. Алиса замерла. Неужели сейчас этот ад закончится? И не зря будет повязанный пионерский галстук. Мальчишка Каховский убьёт царя Николая. Не будет казематов и рудников. Алиса закрыла глаза, как в детстве, боясь сглазить. Когда откроет, этот всадник будет истекать кровью на земле и никогда…
Раздалось ругательство. Каховский спрыгнул с ограды. Всадник непоколебимо сидел на лошади.
Каховский вынул другой пистолет и вдруг увидел Алису.
− Я промахнулся. Но я пытался сделать это ради вас. Вот видите, я так и не снял его, − он рванул шинель, и Алиса увидела на шее красный галстук.
− Ты молодец, − Алиса обняла Каховского. – Ты хотя бы пытался что-то сделать. Другие просто стояли.
Неожиданная слабость охватила Алису и она упала бы, если бы Каховский не поддержал её.
– Что с вами? Вы ранены? У вас кровь. Чёрт. Голицын, идите сюда.
Алиса услышала, как кто-то подбежал к ней.
− Голицын, её надо увести отсюда. А я побегу. Надо убить зверя.
Алис удобнее устроила голову на плече Голицына.
− Ведь говорил я тебе, девонька, чтобы ты не высовывалась. Красавица наша. Что же мне с тобой теперь делать? И холодно тебе без шапки. Вот хоть мою возьми. − Голицын нахлобучил шапку на её голову.
Алиса открыла глаза.
− Я могу сама идти. Сейчас пройдёт. Надо предупредить их, чтобы на лёд не выходили. По Неве стрелять будут. Все утонут.
− Каховский убьёт зверя, и никто не будет стрелять. Как можно стрелять по своему народу?
− А здесь что? – Алиса кивнула на площадь, усеянную мёртвыми и ранеными. – Зверь не остановится, пока не покончит с вами со всеми. Знаете, потом вас назовут декабристами.
− Да ты верно бредишь. Какие ещё декабристы?
− По месяцу декабрь.
Раздался ещё залп из пушек. Теперь уже стреляли по Неве.
Алиса встрепенулась.
− Нам нужно туда.
− Куда туда? Там стреляют. Я и пистолет свой выронил. А ты вон еле на ногах держишься, девонька, − Алиса улыбнулась. – Ещё утром он называл её княгиней Репниной.
А теперь все восставшие стали родными.
− Голицын, не помню, как вас зовут.
− Валериан.
− Идёмте к Неве.
− Лучше бы на Галерную. Туда наши побежали.
− Вы идите тогда. А мне надо к реке.
− Упрямая ты. Ну ладно, давай ближе подойдём, посмотрим.
Пробираясь между убитыми и ранеными, по пятнам крови, залившим белый снег, они, то и дело пригибаясь и приседая, чтобы их не задели, подобрались к реке.
− Вон, видите, они там, − Алиса всхлипнула, увидев построившуюся на льду колонну. – Они погибнут.
− Это, верно, Бестужев их строит. Михаил Бестужев, − пояснил он Алисе. Они собираются по льду идти в атаку на Петропавловку. А если займут её, то восстание сызнова начнётся.
− Николаша там, − сказала она вслух, но Голицын не услышал.
− Может, у Каховского получилось? Слышишь, вроде как перестали стрелять. Может, всё ещё и будет хорошо. Может…
Договорить Голицын не успел. Завизжало ядро и плюхнулось прямо на лёд. Стоявшая на набережной баба в шубе взвизгнула от ужаса и, присев на корточки, начала креститься.
− Пригнись, − Голицын заставил Алису тоже сесть на корточки.
Прямо над их головами летели ядра, разбивая лёд.
Даже отсюда были слышны крики: «Тонем!» В огромной полынье барахтались люди, остальные кинулись к противоположному берегу к Академии Художеств.
Всё кончено. Алиса чувствовала, как хлынули слёзы. Ей стало невыносимо жарко, она сняла шапку, расстегнула пальто и увидела пятна крови на платье. Видимо, начинался жар. Невыносимо хотелось пить.
− Да что ты делаешь! – Голицын вновь надел на неё шапку. – Ох, да ты ранена. Но, может, несерьёзно, раз ещё держишься. Давай-ка убираться отсюда. Не будет никакой революции. Зверь победил.
