— Но именно это им придется услышать. — Маура открыла дверцу машины. — Я воспитывалась в католической семье, отец. И привыкла думать, что монахини неприкосновенны. Но только что я увидела, что стало с сестрой Камиллой. Если такое могло случиться с монахиней, тогда что говорить о нас, мирянах. — Она села за руль. — Желаю вам удачи с прессой. И очень сочувствую.
Отец Брофи захлопнул дверцу машины и посмотрел на нее сквозь стекло. Она мельком взглянула на его клерикальный воротничок; он производил не меньшее впечатление, чем его лицо. Казалось бы, такая узкая белая полоска, но именно она выделяла священника из толпы, делала особенным. Недосягаемым.
Он махнул рукой на прощание. Потом обернулся к надвигающейся на него толпе репортеров. Она увидела, как он расправил плечи и глубоко вздохнул. Потом стремительной походкой двинулся навстречу журналистам.
* * *
«В результате общего анатомического обследования и с учетом истории болезни субъекта, страдавшего при жизни гипертонией, я считаю, что смерть вызвана естественными причинами. Наиболее вероятным мне представляется острый инфаркт миокарда, возникший за двадцать четыре часа до смерти и спровоцировавший желудочковую аритмию, которая и привела к летальному исходу. Предполагаемая причина смерти: фатальная аритмия, вызванная острым инфарктом миокарда. Продиктовано Маурой Айлз, доктором медицины, бюро судебно-медицинской экспертизы штата Массачусетс».
Маура выключила диктофон и уставилась на распечатанные диаграммы с анатомическими ориентирами тела мистера Самюэля Найта. Старый шрам после аппендэктомии. Синяки на ягодицах и нижней части бедер — там скапливалась кровь в те часы, когда он, уже мертвый, сидел на кровати. Свидетелей последних минут жизни мистера Найта не было, но доктор Айлз могла представить его ощущения в эти мгновения. Внезапная дрожь в груди. Возможно, короткая паника, охватившая его, когда он осознал, что это трепещет сердце. И потом — постепенное сползание в темноту. «Ваш случай, мистер Найт, из самых легких», — подумала она. Короткая запись на диктофон — и больше никаких хлопот с этим трупом. Быстротечное знакомство завершится ее подписью на протоколе вскрытия.
В электронном почтовом ящике хранились и другие протоколы, которые ей предстояло прочитать и подписать. А в холодильной камере ожидал своей очереди свежий труп Камиллы Маджинес, чье вскрытие было назначено на девять утра завтрашнего дня в присутствии Риццоли и Фроста. Просматривая протоколы, делая пометки на полях, Маура не переставала думать о Камилле. Озноб, который охватил ее утром в часовне, до сих пор напоминал о себе, и она сидела за столом в свитере, вновь и вновь переживая мгновения утреннего визита.
Она встала из-за стола, чтобы проверить, высохли ли ее шерстяные брюки на радиаторе. Почти сухие, подумала она и, развязав пояс на талии, сняла рабочие штаны, в которых так и ходила всю вторую половину дня, после чего с удовольствием надела теплые брюки.
Вернувшись к столу, Маура взглянула на изображения цветов, висящие на стене. Словно в противовес своей мрачной работе она декорировала офис в жизнеутверждающем стиле. В углу буйно разросся фикус — объект особой заботы Мауры и Луизы. Стены украшали плакаты в рамках: букет белых пионов и голубых ирисов, ваза с пышными розами, склонявшими стебли под тяжестью бутонов. Когда гора бумаг на столе становилась слишком высокой, а груз общения со смертью оказывался чересчур тяжелым, доктор отвлекалась на эти фотографии и думала о своем саде, вспоминала запах жирного чернозема и яркую зелень весенней травы. Она думала о живом и растущем, а не о смерти и разложении.
Но в этот декабрьский день весна казалась как никогда далекой. Ледяной дождь стучался в окно, и Маура с ужасом подумала о том, как поедет домой. Посыпали городские дороги солью или опять придется скользить по льду?
— Доктор Айлз! — прозвучал по телефону внутренней связи голос Луизы.
— Да?
— Вам звонит доктор Бэнкс. Он на первой линии.
Маура напряглась.
— Это… доктор Виктор Бэнкс? — тихо спросила она.
— Да. Он сказал, что звонит по делам благотворительного фонда «Одна Земля».
Маура молчала, уставившись на телефон, и чувствовала, как холодеют руки. Она уже не слышала, как барабанит в окно дождь. Слышала только, как бьется ее сердце.
— Доктор Айлз!
— Он звонит издалека?
— Нет. Сначала он оставил сообщение, а теперь звонит из отеля «Колоннада».
Маура нервно сглотнула.
— Я не могу сейчас ответить.
— Он звонит уже второй раз. Сказал, что знаком с вами.
Да. Еще как знаком.
— А когда он звонил в первый раз? — спросила Маура.
— Днем, когда вы были на месте преступления. Я оставила записку на вашем столе.
Маура обнаружила три розовых листочка, спрятавшиеся под стопкой папок. Вот она: «Доктор Виктор Бэнкс. Звонил в 12.45». Она смотрела на знакомое имя, пребывая в глубоком смятении. «Почему именно сейчас? — удивлялась она. — Почему после всех этих долгих месяцев ты вдруг решил позвонить мне? С чего ты взял, что имеешь право вернуться в мою жизнь?»
— Что ему сказать? — спросила Луиза.
Маура глубоко вздохнула.
— Скажи, что я перезвоню.
«Когда буду готова, черт возьми!»
Она скомкала записку и швырнула ее в мусорную корзину. А еще через мгновение, чувствуя, что не в силах сосредоточиться на бумажной работе, поднялась и надела пальто.
Луиза с удивлением взглянула на нее, когда доктор вышла из кабинета, уже одетая. Обычно Маура уходила из лаборатории последней и не раньше половины шестого. Сейчас еще не было пяти, и Луиза только собиралась отключить свой компьютер.
— Поеду пораньше, чтобы не попасть в пробку, — сказала Маура.
— Думаю, вы уже опоздали. Видели, что творится на улице? Большинство офисов уже закрылись.
— Когда это они успели?
— В четыре.
— Тогда почему ты еще здесь? Шла бы домой.
— За мной муж заедет. Моя машина в ремонте, помните?
Маура поморщилась. Да, действительно, Луиза что-то говорила утром насчет машины, но она, разумеется, забыла. Как всегда, ее мысли были сосредоточены на мертвых, а на голоса живых она не обращала внимания. Маура смотрела, как Луиза обматывает шею шарфом, надевает пальто, и думала: «Мне совершенно некогда слушать. Мне не хватает времени на то, чтобы общаться с людьми, пока они живы». Вот уже год она работала в этом офисе, но почти ничего не знала о личной жизни своего секретаря. Она никогда не видела мужа Луизы, знала только, что зовут его Вернон. Она не могла вспомнить, где он работает и чем занимается, отчасти из-за того, что Луиза редко делилась с ней подробностями своей жизни. «Не моя ли в том вина? — спрашивала себя Маура. — Может, она чувствует, что мне не хочется слушать, что мне гораздо уютнее со скальпелями и диктофоном, чем с окружающими людьми?»
