Коули оторвала взгляд от одной из фотографий с изображением кожных наростов.
— Некоторые из них действительно напоминают псориаз. Я понимаю, почему именно этот диагноз одним из первых пришел вам на ум. Эти наросты могут быть и лейкозными инфильтратами. Но мы имеем дело с заболеванием-маскировщиком. Оно может проявлять самые разные симптомы. Я полагаю, вы сделали биопсию кожи?
— Да, включая пробы с красителями на кислотостойкие бациллы.
— И что же?
— Я ничего не увидела.
Коули пожала плечами.
— Возможно, она проходила лечение. В этом случае бацилл на пробах могло не быть.
— Поэтому я и пришла к вам. Я способна поставить диагноз только в активной стадии заболевания и при наличии бацилл.
— Позвольте взглянуть на рентгеновские снимки.
Маура передала доктору Коули большой конверт со снимками. Та понесла их к проектору, который висел на стене. В этом кабинете, нашпигованном артефактами из далекого прошлого — черепами, старинными книгами и фотографиями, проектор казался ультрасовременной штучкой. Коули пробежала глазами снимки и наконец поместила один из них на экран.
Это был фронтальный снимок черепа. Под изуродованными мягкими тканями лицевые кости остались нетронутыми и светились на черном фоне, словно лик самой Смерти. Коули какое-то мгновение изучала снимок, затем сняла его и поставила латеральный вид, снятый сбоку.
— Ага. Вот оно что, — пробормотала она.
— Что?
— Посмотрите туда, где должна быть передняя носовая ость. — Коули провела пальцем вниз, туда, где обычно находится скос носа. — Здесь атрофия. Фактически полное отсутствие носовой кости. — Доктор подошла к полке с черепами и сняла один. — Вот, позвольте вам продемонстрировать наглядный пример. Этот череп был эксгумирован из средневекового захоронения в Дании. Могила находилась в уединенном месте, вдали от церковного кладбища. Взгляните — воспалительные процессы практически разрушили костную ткань, и на том месте, где должен находиться нос, образовался провал. Если бы мы выпарили мягкие ткани с вашей жертвы, — она указала на рентгеновский снимок, — ее череп выглядел бы практически так же, как этот.
— Выходит, это не посмертная травма? Носовую ость не могли повредить, когда удаляли кожу с лица?
— В таком случае не было бы такой серьезной деформации, как я вижу на рентгене. — Доктор Коули отложила череп и вернулась к снимку на экране. — И еще. Налицо атрофия и рецессия верхнечелюстной кости. Причем настолько серьезные, что верхние передние зубы расшатались и выпали.
— А я предполагала, что это из-за отсутствия стоматологического лечения.
— Это тоже могло повлиять. Но здесь другая история. Гораздо хуже, чем обычная болезнь десен. — Коули посмотрела на Мауру. — Вы сделали другие рентгеновские снимки, как я просила?
— Они в конверте. Мы сделали проекцию Ватерса и серию периапикальных снимков, чтобы лучше просматривались анатомические точки верхнечелюстной кости.
Коули полезла в конверт и достала новую серию снимков. Она приколола к экрану периапикальный снимок, на котором просматривалось основание полости носа. Какое-то мгновение она молчала, глядя на экран так, словно белое свечение снимка завораживало ее.
— Давно уже я не встречала такого случая, — пробормотала она в изумлении.
— Выходит, по этим рентгеновским снимкам можно поставить диагноз?
Доктор Коули вздрогнула, как будто вышла из транса. Она повернулась и взяла со своего стола череп.
— Вот, — сказала она, переворачивая свой экспонат так, чтобы показать костную поверхность твердого неба. — Видите, как формировалась здесь впадина и развивалась атрофия альвеолярного отростка верхней челюсти? Воспаление изъело кость. Челюсти так сильно впали, что вывалились передние зубы. Но атрофия на этом не остановилась. Воспаление продолжало съедать кость, разрушая не только твердое небо, но и носовую раковину. Лицо в буквальном смысле было съедено изнутри, пока процесс перфорации твердого неба не закончился его разрушением.
— И насколько обезображена была эта женщина?
Коули повернулась к рентгеновским снимкам Крысиной леди.
— Во времена средневековья она бы вызывала ужас.
— Теперь вы можете поставить диагноз?
Доктор Коули кивнула.
— У этой женщины скорее всего была болезнь Гансена.
13
Для человека непосвященного название болезни звучало бы вполне безобидно. Но у этого недуга есть и другое название, в котором слышится эхо ужаса из далеких времен, — лепра. Оно наполняет мысли образами средневековых прокаженных с закрытыми лицами и в черных одеждах, гонимых и несчастных, вымаливающих милостыню. У них на груди позвякивали колокольчики, предупреждавшие неосмотрительных горожан о приближении чудовища.
А эти чудовища были всего лишь жертвами микроскопического захватчика — микробактерии лепры, медленно растущего внутриклеточного паразита, который, размножаясь, калечит организм и покрывает кожу уродливыми наростами. Он разрушает нервные окончания кистей и стоп, так что жертва перестает чувствовать боль, не реагирует на раны и ушибы, а потому конечности становятся особенно уязвимыми для ожогов, травм и инфекций. С течением лет заболевание приобретает все более зловещий характер. Наросты утолщаются, нос проваливается. Пальцы рук и ног, постоянно травмируемые, просто-напросто исчезают. И когда мученик в конце концов умирал, его не хоронили на церковном кладбище, а выдворяли за пределы его ограды.
Даже после смерти прокаженный оставался изгоем.
— Пациент в поздней стадии этого заболевания — вещь для Штатов неслыханная, — сказала доктор Коули. — Современная медицина способна остановить болезнь задолго до того, как она обезобразит пациента. Комбинированная лекарственная терапия может вылечить даже самые тяжелые случаи лепроматозной лепры.
— Я полагаю, эту женщину лечили, — заметила Маура, — поскольку я не обнаружила активных бактерий при исследовании биопсийного материала.
— Да, но совершенно очевидно, что с лечением запоздали. Посмотрите, как она изуродована: беззубая, с разрушенными лицевыми костями. Она была инфицирована довольно давно, возможно, не один десяток лет, прежде чем ее начали лечить.
— Даже самый бедный пациент в этой стране смог бы лечиться.
— По крайней мере я на это надеюсь. Потому что болезнь Гансена — это уже общенациональная проблема.
— Тогда остается предположить, что женщина была иммигранткой.
Коули кивнула.
— Эта болезнь еще встречается среди сельского населения в некоторых странах мира. Большинство случаев зарегистрировано только в пяти государствах.
— В каких?
— Бразилия и Бангладеш, Индонезия и Мьянма. И конечно, Индия.
