Вглядываясь в сморщенные лица, Маура поразилась хрупкости и незащищенности, которые проглядывали в них. Это были совсем не те суровые образы, которые она помнила с детства. Во взглядах монахинь сквозил немой вопрос, обращенный к ней, призыв разобраться в случившейся трагедии. Ей было неуютно в новом статусе, как бывает, когда повзрослевший ребенок впервые осознает, что он и родители поменялись ролями.
Риццоли спросила:
— Кто-нибудь может сказать, где детектив Фрост?
На вопрос ответила суетливая с виду женщина, которая появилась из соседней кухни с подносом, уставленным чистыми кофейными чашками и блюдцами. На ней был линялый голубой фартук, заляпанный жирными пятнами, а на левой руке посверкивал крохотный бриллиант. Не монахиня, догадалась Маура, а служащая прихода, которая присматривает за этой немощной общиной.
— Он еще беседует с матерью-настоятельницей, — сказала женщина. Она кивнула головой в сторону двери, и темно-русый локон, выбившись из прически, упал на ее нахмуренный лоб. — Ее кабинет прямо по коридору.
Риццоли кивнула.
— Я знаю дорогу.
Они покинули ярко освещенную комнату и вновь двинулись по мрачному коридору. Маура почувствовала дыхание холодного ветерка, как будто мимо скользнуло привидение. Она не верила в загробную жизнь, но, когда ступала по следам недавно умерших, неизменно задавалась вопросом: не оставили ли они некие следы, флюиды, которые улавливают те, кто пришел после них?
Риццоли постучала в дверь настоятельницы, и дрожащий голос произнес:
— Войдите.
Переступив порог комнаты, Маура сразу уловила аромат кофе — приятный, как изысканные духи. Кабинет был отделан темными деревянными панелями, а на стене позади дубового стола висело скромное распятие. За столом сидела сгорбленная монахиня. Ее глаза, увеличенные стеклами очков, казались огромными голубыми лужами. С виду аббатиса была такой же старой, как и ее дряхлые сестры, которых они видели за рукоделием, и массивные очки как будто тянули ее вниз. Но глаза, смотревшие из-под толстых линз, были живыми и светились умом.
Напарник Риццоли, Барри Фрост, тут же поставил свою чашку с кофе и из вежливости поднялся со стула. Фрост был из тех, кого называют рубаха-парень: на допросах только ему удавалось расположить к себе подследственного и внушить ему доверие. К тому же он оказался единственным детективом из отдела убийств, который смог ужиться со взрывоопасной Риццоли. Вот и сейчас она хмуро уставилась на его чашку, явно недовольная тем, что, пока она дрожала от холода в часовне, ее партнер уютно расположился в тепле.
— Мать-настоятельница, — начал Фрост, — разрешите представить: это доктор Айлз, судебно-медицинский эксперт. Доктор, это мать Мэри Клемент.
Маура пожала аббатисе руку. Рука была крючковатой и больше напоминала кости, обтянутые пергаментом. Маура обратила внимание на бежевую манжету, показавшуюся из-под черного рукава. Вот как, оказывается, монахини выживали в таком холодном доме. Под черным шерстяным монашеским платьем аббатиса носила теплое нижнее белье.
Неестественно большие голубые глаза пристально смотрели на Мауру сквозь толстые линзы.
— Судебно-медицинский эксперт? Значит ли это, что вы врач?
— Да. Патологоанатом.
— Вы устанавливаете причину смерти?
— Совершенно верно.
Аббатиса сделала паузу, как будто собираясь с духом, чтобы задать следующий вопрос.
— Вы уже были в часовне? Видели…
Маура кивнула. Ей хотелось предотвратить дальнейшие расспросы, но она не могла допустить грубости по отношению к монахине. Даже в свои сорок она робела при виде черного монашеского платья.
— Она… — Голос Мэри Клемент опустился до шепота. — Сестра Камилла очень страдала?
— Боюсь, мне пока нечего вам сказать. Нужно закончить… осмотр. — Маура имела в виду вскрытие, но это слово казалось слишком холодным, слишком официальным для нежной души Мэри Клемент. К тому же ей не хотелось раскрывать страшную правду о том, что она очень хорошо представляет себе картину преступления. Неизвестный напал на девушку в часовне. Он гнался за ней, а она в ужасе спасалась бегством, срывая на ходу белое покрывало послушницы. Когда удары обрушились на ее голову и кровь хлынула на скамью, несчастная продолжала по инерции двигаться вперед, пока наконец, покоренная, не пала на колени к его ногам. Но даже тогда убийца не остановился. Нет, он продолжал наносить удары, крошил ее череп словно скорлупу.
Избегая взгляда Мэри Клемент, Маура посмотрела на деревянное распятие над столом, но даже этот всемогущий символ не помог снять напряжение.
В разговор вмешалась Риццоли:
— Мы еще не осмотрели их спальни.
Как всегда, она была сама деловитость, сосредоточенная только на том, что необходимо для следствия.
Мэри Клемент сморгнула подступившие слезы.
— Да. Я как раз собиралась отвести детектива Фроста наверх, в их кельи.
Риццоли кивнула.
— Мы готовы идти с вами.
* * *
Аббатиса повела их вверх по лестнице, которая освещалась лишь тусклым дневным светом, проникавшим через витражное окно. В ясную погоду солнце, наверное, расцвечивало стены богатой палитрой красок, но в это промозглое зимнее утро в интерьере монастыря преобладали серые тона.
— Комнаты наверху сейчас в основном пустуют. С годами мы переселяем монахинь вниз, одну за другой, — сказала Мэри Клемент, медленно поднимаясь по лестнице и тяжело отталкиваясь от перил. Маура боялась, как бы старушка не завалилась, поэтому следовала сзади, напрягаясь всякий раз, когда аббатиса останавливалась, чтобы перевести дыхание. — Сестру Ясинту беспокоит колено, поэтому она тоже собирается перебраться вниз. А теперь и у сестры Елены появилась одышка. Нас так мало осталось…
— Наверное, тяжело поддерживать порядок в таком большом здании, — сказала Маура.
— И к тому же старом. — Аббатиса снова остановилась, чтобы отдышаться. Потом добавила, печально усмехнувшись: — Таком же старом, как и мы. Очень дорого обходится эксплуатация. Мы даже начали подумывать о том, не продать ли его, но Господь подсказал нам выход из положения.
— И какой же?
— В прошлом году объявился спонсор. И мы начали реконструкцию. Поменяли шифер на крыше, укрепили чердак. Теперь планируем заменить печь. — Она обернулась к Мауре: — Вы наверняка не поверите, но сейчас здесь гораздо уютнее, чем год назад. — Аббатиса глубоко вздохнула и продолжила путь наверх под аккомпанемент своих четок. — Когда-то нас здесь было сорок пять. Когда я впервые приехала в Грейстоунз, все комнаты были заняты. В обоих крыльях здания. Но сейчас наша община очень постарела.
— А как давно вы здесь, мать-настоятельница? — спросила Маура.
— Мне было восемнадцать, когда я поселилась в этом монастыре как послушница. До этого за мной ухаживал молодой джентльмен, который хотел жениться. Боюсь, он очень обиделся, когда я отвергла его ради Господа. — Она остановилась на ступеньке и оглянулась. Маура впервые обратила внимание на слуховой аппарат у нее за ухом. — Вам, наверное, и представить это трудно, доктор Айлз, что когда-то я была молодой?
