В изнеможении валюсь на диван, стараясь отдышаться. Ощущение, что до сих пор по кончикам нервов стреляет разрядами оргазма.
Игорь шумно выдыхает, приподнимается и подтаскивает меня вверх по себе.
Глаза его черные омуты. В них безумие.
— Лап… Люблю тебя, шепчет он и целует меня. В губы.
— Люблю, отвечаю ему, укладываю голову на широкую грудь. Ни одной больше дурной мысли, ни одного сомнения. Никаких Кириллов, неприятностей, проблем, опасений.
Ничего.
Только мы вдвоем. И наша маленькая Вселенная.
— Хорошее «Доброе утро», Лапочка… Правильное.
Согласна. Самое правильное на свете.
21. Совместное приготовление завтрака
— Вот объясни мне, Игорех, ты давно немым стал? Идиотом? голос Питера в трубке злой настолько, что, кажется, сейчас искрить начнет прямо из микрофона, какого хрена ты при таких неприятностях мне не звонишь? Какого хрена ты строишь из себя самостоятельную целку по принципу: «Я сам все решу»? Почему я должен подключать Кирсана для выяснения размеров той задницы, куда ты влип?
Я молчу.
Любуюсь Лапой, порхающей по кухне в своей симпатичной пижамке с котиками. На голове у нее рыжий бардак, хрупкое плечико оголено, трусы, которые она называет шортами, ничего не скрывают, наоборот, очень даже круто все подчеркивают.
Короче говоря, есть на что посмотреть и просто так.
А Лапа моя еще и готовит.
Судя по запаху и цвету борщ. А в духовке печенье с корицей.
И в этой офигенной идиллии нет места гневу Питера.
Я стягиваю с тарелки кусок морковки, подмигиваю Ириске, лукаво и немного тревожно посматривающей на меня.
Она в курсе, с кем я говорю, и потому волнуется.
И вот совершенно незачем!
Питер продолжает разоряться о моем тупом поведении, о неправильных и глупых поступках, еще о чем-то, чего я не желаю слушать и еле терплю, на самом деле, чтоб не послать его матерно и не бросить трубку.
Не делаю этого по одной лишь причине: понимаю, что за всеми словами резкими и начальственным тоном искренняя тревога и переживание за меня, за Ириску, за всю ситуацию в целом.
Питер привык держать все под контролем, привык обеспечивать безопасность своим близким, своей семье. А я, как-никак, тоже его семьей считаюсь. И теперь его бесит, что все разворачивается опасно и тупо, а он далеко. И уехать не может никак.
Бросить близняшек, жену, сына и рвануть сюда непонятно за каким хером.
Хорошо, что он на. Это не способен. А то бы я начал задавать вопросы о вменяемости.
— Как там Кирсаша? перебиваю его спич, как только в нем начинает процент мата переваливать за пятьдесят.
— Отлично твой Кирсаша! Рвет и мечет! рявкает Питер, переключаясь, слава яйцам, на другую тему, я все поражаюсь вашей любви! Такой блядский накал страстей! Вам бы уже номер снять и угомониться!
— Нет, тяну я, усмехаясь и ловя момент, чтоб мягко шлепнуть протискивающуюся мимо меня к холодильнику Лапу по смачной жопке, я стопроцентный гетеро, вон, твоя родственница подтвердит… О суровой заднице Кирсаши не мечтаю.
— Тогда почему бесишь его без конца? Мне ваши разборки надоели уже! Ты почему не скоординировал с ним свои действия? Узнал, кто крыса, отдай ему на откуп! Нахрена все по-своему сделал опять, хакер ты долбанный? Там сейчас кипиш на пол столицы, мне даже отец звонил, спрашивал!
— У нас свои счеты, скалюсь я весело, Кирсаша мой посыл понял, и. Это главное. Как там стукачок его? Живой?
— Вот любишь ты дерьма на лопату подкинуть, рычит Питер, какого вообще напрямую?
— Не переживай, Питер, канал полностью заоблочен. Я умею делать работу над ошибками.
Связь я и в самом деле зашифровал так, что разобраться смогут только пара-тройка спецов по всей стране. И двоих из них я знаю. Они даже Беркуту не по карману. А насчет еще одного могу только сказать, что его вообще никто никогда не видел и не в курсе личности. Очень крутой спец. Ну и тоже да. Не по карману моему сводному братишке. Так что могу болтать хоть с Пентагоном, никто не просечет.
— Ты чего-то так феерически лажанул в последний раз, Игореш, что даже не знаю, можно ли доверять твоей компетенции, язвит Питер, а меня. Это неожиданно выбешивает.
Сучара какой все-таки этот Кирсан! Уже стуканул, как мы с Лапой спешно по крышам прыгали!
Вот так один раз не учтешь чего-то, маленькое допущение оставишь, и все! Репутации хана!
Компетенции мои уже под вопросом!
Блять, я этого солдафона четвертую!
— Питер, я не понял, ты мне хочешь что-то предъявить по поводу моих профессиональных скиллов? обманчиво спокойно спрашиваю я, а Ириска, услышав мою интонацию, замирает и бледнеет.
Я обращаю внимание на ее лемурьи испуганные глазки, выдыхаю. Какая она у меня… Восприимчивая.
Охереть.
На уровне интуиции сразу все просекает. Золото, а не девочка.
Подманиваю ее к себе, усаживаю на колени, тискаю чуть-чуть, чтоб успокоить.
Она прерывисто выдыхает, посматривает на плиту с томящимся борщом, на таймер духовки и расслабляется.
Отлично, значит есть время.
В трубке Питер опять командует, Но уже не так активно. Тоже интонации мои уловил, не дурак. Да и знает меня куда как дольше Ириски, понимает, что на тонкую линию вступил.
Я могу чего могу вытерпеть, Но только не обвинений в некомпетентности. Потому что круче меня только яйца.
— Короче, Игорех, завершает Питер, я Кирсану одобрил вмешательство по полной. Твоему родственнику будет не до тебя, Это сто процентов. Ты выбрал правильную позицию невмешательства. Просто придерживайся ее, я прошу тебя. И будет лучше, если ты переедешь все-таки оттуда к дядьке.
— Это уж я сам решу, куда мне с моей невестой переезжать, цежу я расслабленно, гладя Ириску через маечку по напряженным соскам. Ух, остренькие такие, круть.
Питер долго кашляет, а потом выдает:
— А Ирина в курсе своего статуса?
— А ты думаешь, я ее тут в рабство взял? Лап, подтверди, что я тебя не силой удерживаю.
Даю трубку Ириске, она хлопает ресничками возмущенно, пытается улизнуть от разговора, Но я кладу пальцы ей на промежность, сдавливаю, и моя невеста хнычет, прерывисто дышит.
И подчиняется. Умница какая.
— Да, Петр Григорьевич, голос ее похрипывает, Но оно и понятно: пальцы-то я не убираю. Все хорошо. Да… Я дала согласие… Да. Нет, с Ладой я потом поговорю… Спасибо, до свидания. Аххх!!!
Хорошо, что я трубку уже у нее забрал, а то бы Питер тоже насладился. А. Это только мое, нехрен кому-то еще слушать, как моя невеста от удовольствия стонет.
