Заросли становились все гуще, и кусты ежевики больно царапали голые ноги. Она с трудом поспевала за ним. Юбка цеплялась за колючие ветки, и вскоре Алиса сильно отстала.
— Элайджа!
Он не ответил. Словно отважный путешественник, мальчик упрямо шел вперед с рюкзаком на плече.
— Подожди!
— Ты хочешь увидеть это или нет?
— Да, но…
— Тогда иди. — В голосе Элайджи чувствовалось нетерпение, и это ее удивило. Стоя в нескольких метрах от него, девочка заметила, что его руки сжались в кулаки.
— Хорошо, — слабым голосом пролепетала она. — Я иду.
Вскоре показался просвет, и они вышли на поляну. Алиса увидела старый каменный фундамент — все, что осталось от заброшенной фермы. Элайджа обернулся к ней, и лицо его озарилось отблеском вечернего солнца.
— Это здесь, — сказал он.
— Что это?
Он нагнулся и отодвинул две деревянные доски, за которыми показалась глубокая яма.
— Загляни сюда, — сказал он. — Я три недели ее выкапывал.
Алиса медленно подошла к углублению и посмотрела вниз. Солнце уже садилось за деревья, и дно ямы утопало в тени. В самом низу девочка смогла различить лишь слой опавших листьев. По краю ямы спускалась веревка.
— Это что, ловушка для медведя или что-то в этом роде?
— Можно и так сказать. Если яму забросать сверху ветками, можно много кого поймать. Даже оленя. — Он показал рукой на дно. — Видишь это?
Девочка нагнулась. Что-то белое поблескивало сквозь листья на дне ямы.
— Что это?
— Это и есть мой проект. — Мальчик взялся за веревку и потянул.
На дне ямы зашуршали потревоженные листья. Алиса наблюдала, как натянулась веревка, когда Элайджа вытаскивал что-то из тени. Корзина. Он вытащил ее и поставил на землю. Когда мальчик смахнул листья, она поняла, что белело в глубине ямы.
Это был маленький череп.
Когда Элайджа разгреб все листья, показались кусочки черного меха и тонкие ребра. Узловатый хребет. Кости конечностей, тонкие словно прутики.
— Ну, как тебе? Уже и не пахнет, — сказал он. — Пролежал здесь почти семь месяцев. Когда я проверял в последний раз, на нем оставалось немного мяса. А теперь все чисто. В мае, когда стало тепло, процесс разложения пошел быстрее.
— Что это?
— Не догадываешься?
— Нет.
Элайджа приподнял череп и слегка провернул его, отделяя от позвоночника. Девочка поморщилась, когда он пихнул череп ей в лицо.
— Не надо! — вскрикнула она.
— Мяу!
— Элайджа!
— Ну, ты же сама спрашивала, что это.
Она уставилась в пустые глазницы.
— Кошка?
Он достал из рюкзака полиэтиленовый пакет и начал складывать туда кости.
— Что ты собираешься делать с этим скелетом?
— Это мой научный проект. От котенка до скелета за семь месяцев.
— Где ты взял кошку?
— Нашел.
— Ты нашел дохлую кошку?
Он взглянул на нее. Голубые глаза улыбались. Но взгляд уже не напоминал о Тони Кертисе; этот взгляд пугал ее.
— Кто сказал, что она была дохлой?
У нее вдруг сильно забилось сердце. Она попятилась.
— Знаешь, мне, пожалуй, пора домой.
— Зачем?
— Уроки. Мне надо делать уроки.
Он легко вскочил на ноги. Улыбка исчезла, сменившись тайным предвкушением.
— Я… увидимся в школе, — пробормотала Алиса, продолжая пятиться назад и оглядываясь по сторонам. Кругом был все тот же лес. Откуда они вышли? Куда теперь идти?
— Но мы ведь только пришли, Алиса.
Он что-то держал в руке. Только когда он занес предмет над головой, девочка поняла, что это.
Камень.
От удара Алиса упала на колени. Она оказалась в грязи, в глазах почернело, руки и ноги онемели. Она не чувствовала боли, только тупое удивление от того, что он ударил ее. Она поползла куда-то, ничего не видя перед собой. Элайджа схватил ее за щиколотки и потащил назад. Волоча ее за ноги, он расцарапал ей лицо о землю. Она пыталась брыкаться и кричать, но рот забился грязью и травой, а Элайджа все тянул ее к яме. Когда она почувствовала, что уже падает туда, девочка уцепилась за молодое деревцо и изо всех сил старалась удержаться.
— Отпусти, Алиса, — сказал он.
— Вытащи меня! Вытащи меня!
— Я же сказал, отпусти. — Элайджа схватил камень и ударил ее по руке.
Она закричала, ослабила хватку и тут же провалилась в яму, приземлившись на подстилку из листьев.
— Алиса! Алиса!
Ошеломленная падением, она посмотрела вверх и увидела кусочек неба над головой. На его фоне выделялся силуэт Элайджи. Он заглядывал в яму.
— Зачем ты это делаешь? — всхлипнула она. — Зачем?
— Лично против тебя я ничего не имею. Я просто хочу посмотреть, сколько времени это займет. Котенку хватило семи месяцев. А сколько понадобится тебе?
— Ты не сможешь так поступить со мной!
— Прощай, Алиса.
— Элайджа! Элайджа!
Доски закрыли дыру, и свет померк. Больше она не видела неба. «Это неправда, — подумала она. — Это шутка. Он просто пытается напугать меня. Он подержит меня здесь несколько минут, а потом вернется и выпустит. Конечно же он вернется».
Потом что-то застучало по доскам. «Камни. Он заваливает доски камнями».
Алиса встала на ноги и попыталась вскарабкаться наверх, ухватившись за сухую лозу, которая тут же рассыпалась в ее руках. Она стала скрести землю ногтями, но так и не нашла, за что зацепиться — всякий раз, чуть приподнявшись, девочка скатывалась назад. Ее крики пронзали темноту.
— Элайджа! — орала она.
Но ответом ей был только грохот камней по дереву.
1
Pensez le matin que vous n'irez peut-etre pas jusqu' au soir,
Et au soir que vous n'irez peut-etre pas jusqu'au matin.
Каждое утро помни о том, что можешь не дожить до вечера,
А каждый вечер — о том, что можешь не дожить до утра.
Памятная доска в парижских катакомбах
Выставленные в ряд поверх причудливого нагромождения больших берцовых и бедренных костей, черепа свирепо таращились пустыми глазницами. В двухстах метрах над ней парижские улицы были залиты июньским солнцем, а доктор Маура Айлз ежилась от холода, путешествуя по мрачной галерее, стены которой до самого потолка были выложены человеческими останками. Она была знакома со смертью даже чересчур хорошо и неоднократно встречалась с ней лицом к лицу, проводя вскрытия на секционном столе, но эта экспозиция поражала ее своим размахом. Сколько же костей хранилось в системе туннелей под Городом Света! Маршрут протяженностью в километр позволил ей увидеть лишь малую часть парижских катакомб. Недоступными для туристов оставались многочисленные боковые туннели и набитые костями камеры, чьи зияющие пасти манили даже через запертые ворота. Здесь покоились останки шести миллионов парижан, которые когда-то ощущали тепло солнца, голодали, мучились от жажды, любили, чувствовали биение собственных сердец, движение воздуха в легких. Они и представить себе не могли, что придет день, когда их кости выкопают из священных могил и переместят в этот мрачный подземный склеп.
