— Слушаю внимательно.
Голос его настолько холодный, мертвенный какой-то, что меня продирает дрожью. Поднимаюсь, неловко опираясь о тележку, смотрю, как Тимур разговаривает по моему телефону.
— Тот, с кем ты будешь теперь говорить по этому номеру. Говори, что хотел.
Он командует так, что невозможно не подчиниться. И человек подчиняется. Слышу, как сбавляет тон, говорит что-то уже спокойнее, без того бешеного наезда, что до этого, со мной.
Тимур слушает, кривит губы презрительно. И смотрит на меня. Вернее, осматривает. Очень говорящим взглядом. Таким, словно, наконец-то, спустя много времени, получил от Деда Мороза долгожданную игрушку.
— Сколько?
Неразборчивое бормотание.
— Номер счета скидывай. Деньги будут сегодня. — Я вздрагиваю, пытаюсь что-то сказать, как-то помешать неизбежному, но Тимур спокойно прижимает палец к моему рту, чтоб молчала. Большой палец. Он скользит по губам, приоткрывая их, чуть ли не силой. А у меня нет воли противостоять. Все ужасно, все просто за гранью сейчас. И стыдно! Стыдно!!! — а этот номер забудь, понятно?
Тимур отключается, смотрит на меня выразительно очень, пальца от губ моих не отнимает… Пытаюсь увернуться, но он прихватывает за подбородок. В этот раз не миндальничая. Жестко.
Смотрит на пришедшую смс, пересылает ее кому-то. Потом набирает с моего номера.
— Витя? Пробей мне все по этому счету и распечатку по номеру, с которого я звоню. Да. По счету надо посмотреть движение… И РАСПЛАТИТЬСЯ. Да. Именно так. Все.
Он отключается, передает мне телефон. И одновременно — скользящим движением от подбородка — ладонь перетекает на затылок, прихватывает аккуратно собранные в прическу волосы вместе с наколкой горничной, тянет ближе.
Подчиняюсь, раздавленная произошедшим, мелко перебираю ногами, тяну за собой тележку, в которую мертво вцепилась, не оторвешь.
Его пальцы, жесткие такие в моих волосах, мягко поглаживают основание шеи сзади, так, что делается горячо и больно внутри, глаза становятся более искрящимися, довольными, а голос поражает мягкостью:
— Ну что, Мышка… Пошли?..
1. За полтора месяца до… Москва
Поезд стучит колесами, ту-тук, ту-тук, ту-тук… Сердечный ритм напоминает. Ровный и спокойный. Не зря говорят, что в поездах хорошо спится, чистая правда. Наверно, этот перестук колес как-то синхронизируется с душевным настроем, помогает успокоиться.
И я спокойна.
Смотрю в окно, и в голове почему-то стих Некрасова про железную дорогу. Как там у него начинается? «Славная осень»?
Да, пожалуй, и в самом деле славная…
Но пока еще не осень, пока еще лето. Август.
В средней полосе — самый разгар, самое веселье.
Мама не пускала, говорила, что надо на огород сгонять, картошку, там…
Я старательно не слушала. Надо ей — пусть сама гоняет. Когда просохнет. Вернее, если.
Раньше этот дурацкий огород, до которого от нашего поселка еще пилить нужно час на разваливающемся от старости автобусе, держался исключительно за счет моих усилий и моей совести.
А теперь…
Сгниет, наверно, картошка.
Или соседи добрые выкопают…
Для своих нужд.
Сердце начинает неровно стучать, и, словно в тон ему — дробно усиливается перестук колес.
Нет-нет-нет!
Зажмуриваюсь. Не жалеть! Ни о чем не жалеть!
Не о чем тебе там жалеть, Вика.
По крайней мере, тебя-то точно не пожалеют. «Останься еще на годик, — упрашивала мать два года назад, — вот Витька школу закончит…»
Потом — еще на годик…
А потом…
А потом я поняла, что теряю запал, который горел, начиная со средней школы и максимально усилился в старшей. Что постепенно начинаю привыкать, находить плюсы в очевидных минусах.
Ну и что, что маленький поселок?
Зато все друг друга знают, все свои.
Ну и что, что негде получать высшее образование?
Зачем тебе? Вон, замуж выходи, ребенка рожай. А потом — еще одного сразу же, чтоб материнский капитал и ипотеку.
Ну и что, что работы нет?
Можно после декрета — на фабрику. А чего? Все работают. Мать всю жизнь, понимаешь, проработала, а эта — нос воротит.
А пока что можно подработать официанткой в шашлычной для дальнобойщиков. А чего нет? Хорошее место, чаевые, опять же…
Через два года после окончания одиннадцатого класса, я поняла, что, если срочно не уеду из родного поселка, то и в самом деле рискую остаться здесь навсегда.
Озарение снизошло, когда топала домой после смены в шашлычке по темной улице и встретила свою одноклассницу бывшую, Лорку. Мы с ней за одной партой сидели, за первой. Все одиннадцать классов. Две мормышки-отличницы, правильные до тошноты.
Лорка в одиннадцатом классе по великой любви залетела и вышла замуж. Я была на свадьбе, веселой, кстати. И было прям заметно, что невеста любит жениха…
В тот вечер, когда мы встретились, Лорка шла, тяжело придерживая одной рукой живот, а второй — своего мужа, Ваську. Тот смотрел перед собой мутными от спиртного глазами, матерился и периодически пытался вырваться и куда-то героически уйти.
Лорка его в такие моменты пихала злобно в живот крепким кулачком и выговаривала:
— Иди уже! Дурак! Нахера замуж вышла за тебя?
Васька не отвечал, только икал согласно, дескать, и в самом деле, нахера?
Я хотела быстренько прошмыгнуть мимо, думая, что школьной приятельнице будет неприятно, если увижу эту сцену, но Лорка, заметив меня, сама притормозила и поздоровалась радостно.
— О, как дела?
— Нормально, — промямлила я, старательно не глядя на мужа Лорки.
— Чего, замуж так и не вышла? — голос у школьной приятельницы сделался донельзя участливым, словно у маминой подруги тети Наташи, регулярно забегавшей к нам в гости пропивать мой аванс и зарплату. Та тоже вот так осматривала мутными глазами и интересовалась моим семейным положением. И головой кивала участливо, типа «ох, неудачница… чего ж тебя никто не берет-то?»
Самое забавное, что в поселке все всё друг про друга знали, и про то, что я не замужем, каждая собака была в курсе.
Тем не менее, при встрече норовили спросить всякий раз.
Оно и понятно, для многих семейное положение — единственное положение, которого они когда-либо смогли добиться, и этим полагалось гордиться…
Но мне только двадцать лет же! Куда? И зачем? А, самое главное, за кого???
— Нет, не вышла, — спокойно ответила я Лорке, — а ты, я смотрю, за вторым пошла?
