— Мышка, бля… — рычит Тимур, — стащи их вниз. Покажи мне все!
Повинуюсь, расставляю колени пошире и уже активнее, без стеснения, трогаю себя, каким-то образом попадая в ритм с движениями члена во рту.
Это все горячо, очень-очень грубо и жарко. И так мне нравится, так нравится!
Голова кружится, слезы текут, Тимур себя уже вообще не сдерживает, шипит что-то сквозь зубы, но я больше не слышу ничего, в ушах нарастает гул и единственное, что сейчас важно — это быстрее получить разрядку. Еще пара движений — и меня трясет от удовольствия, а Тимур тут же замирает, пережидая мой кайф, не отрывая от меня взгляда, бешеного, темного.
Дожидается, когда посмотрю на него, перехватывает посильнее сзади за затылок и приказывает:
— Глаза не закрывать. На меня смотри.
И, похоже, его от моего расфокусированного плывущего взгляда торкает, словно от афродизиака, потому что кончает буквально в пару движений. И держит меня, заставляя проглотить все. И смотрит. Смотрит. Смотрит… Так, что я чуть было опять не кончаю. По крайней мере, по телу дрожь удовольствия проходит. Мягко так. Сладко-сладко…
Потом, когда Тимур отпускает, наконец, падаю опять на кровать, стараясь восстановить дыхание и привести эмоции в порядок. И рядом, точно так же тяжело дыша, падает Тимур.
Лениво подтягивает меня к себе под бок, гладит.
И нет, нам вообще не то разговоров.
Потому что у меня, например, единственный вопрос: «Что это такое, нафиг, было?»
И, что-то мне подсказывает, что ответа на него я не получу.
21. Разговор за столом
— Кстати, твоя бывшая приходила, — я сообщаю о визите Марики уже после долгого, сладкого секса и ужина, когда Тимур, лениво и сыто отдуваясь, пьет чай и прикусывает это дело овсяным печеньем.
Печенье — моего приготовления, кстати. Очень просто делается, особенно, если в холодильнике утренняя каша овсяная завалялась. Вчерашняя. Короче говоря, пятнадцать минут — и вот оно.
Про Марику можно было бы и не говорить, на самом деле, не портить сладкое послевкусие вечера, но я не люблю недоговоренностей.
Зачем? Если он реально мне наврал… То лучше подловить момент и все выяснить. И потом отправить на все четыре. Поблагодарив за секс предварительно.
Последнее решение больно бьет по нервам и сердцу, но ничего. Перетерпим. И не такое терпели. Лучше сейчас, пока еще не привыкла. И вообще… Незачем привыкать, в любом случае.
Тимур — не тот мужчина, к которому стоит…
Короче говоря, я сообщаю информацию в удобный момент и наблюдаю.
Тимур хмурится, отставляет чай.
— А какого хера она тут забыла? Она что-то сделала тебе?
Он осматривает меня с таким тщанием, словно уверен, будто Марика покусала где-нибудь, а я это дело скрываю.
— Нет… Просто пыталась поговорить…
Сажусь напротив, подкладываю еще печенья в тарелку.
— О вашей свадьбе предстоящей.
И, судя по сдавленному кашлю и красным бешеным глазам Тимура, Марика сгустила краски и неправильно обрисовала ситуацию. Слегка, ага.
— Говорила, что дизайнера подбирает…. — пауза, чтоб насладиться моментом, — в ваш пентхаус.
— Куда??? — задушено переспрашивает Тимур, и я привстаю, чтоб врезать ему между лопаток. От всей души. От всего, можно сказать, сердца.
— В пентхаус, — любезно повторяю слова Марики, — ваш. Будущий. Тот самый, что ты сейчас строишь. Ваше будущее семейное гнездышко. Просила меня уйти, не становиться на пути большой и чистой любви…
— А ты? — Тимур перестает кашлять, отхлебывает шумно чаю и прихватывает с тарелки печенье. Судя по всему, первый шок он пережил, мою реакцию оценил, и теперь внутренне ржет над ситуацией.
— А я… — тут я вздыхаю, потерянно опускаю реснички, — я призналась во всем. Прости.
— И в чем же ты призналась? — уже откровенно ржет Тимур.
— В том, что мы с тобой не встречаемся, а только спим. И вашему счастью я не помеха.
Улыбка пропадает с губ Тимура. Судя по всему, ему не нравится то, что я сказала его бывшей. Интересно…
— А это так, Мышка? Да?
Чашка неожиданно оказывается в стороне а я — в лапах хищника. Быстро так все происходит, один вздох — и все. Какой он стремительный, боже мой… И какая я наивная…
С удивлением прислушиваюсь к своей реакции на его близость, и понимаю… Что неправильно я сказала. И неправильно я думаю. Сама.
И Тимур, судя по темному внимательному взгляду, явно знает что-то про меня. Больше, чем я сама знаю.
— Не знаю… — смотрю ему в глаза, нахожу в себе силы на это и смелость. Момент истины, да?
Как он быстро и, главное, неожиданно наступил…
— Не знаешь, да? — тихо и очень серьезно говорит Тимур, — мы только спим? Да?
— Я… — сглатываю, пытаясь переборот внезапную сухость во рту, — я… Мы же не разговаривали про это…
— А для тебя, значит, нормально, спать с мужчиной и не принимать это всерьез?
А это к вопросу о количестве мужчин в моей жизни… Дура Вика… Вот тебе и ответочка за браваду идиотскую…
— Нет, ненормально, — спокойно отвечаю ему, невольно пытаясь отстраниться, упираюсь в широченные плечи. Голые. Тимур не надел рубашку, и сейчас его горячая кожа волнует, будит внутри то, что, казалось бы, уже неплохо напиталось после наших интенсивных постельных упражнений. Но сейчас ощущение странное: одновременно важности происходящего, потому что выяснение отношений между двумя людьми — это всегда важно… И жажды. Первобытной и жутковатой, когда сложно себя контролировать, когда хочется теснее прижаться, вдохнуть запах его возбуждения. Оно есть, это возбуждение. Для Тимура тоже наша близость просто так не проходит… И сдерживается он исключительно из-за серьезности разговора.
Эта двоякость нашего положения, то, что ощущаем мы оба и одновременно, то, как чувствуем друг друга, два, казалось бы, абсолютно чужих человека, малознакомых… Именно это выносит. И пугает очень. Я такого никогда не ощущала. У меня нет названия происходящему, нет адекватного объяснения… Только растерянность, когда происходит нечто настолько странное и непредсказуемое, что подготовиться, спрогнозировать — нереально.
И потому я усугубляю. Ныряю головой в омут. Раз непонятная ситуация, лучший выход — честность. Во всем.
— У меня… очень мало опыта. У меня только один парень был… Давно… После школы сразу. Несколько месяцев. И все.
Тимур молчит, никак не реагируя на мою эмоциональную обнаженку, только пальцы жестче по предплечьям.
— У меня… У меня никогда не было никого… — слова даются ему с таким же трудом, как и мне. Он тоже эмоционально обнажен сейчас. Я чувствую. И впитываю это всей кожей, всем своим существом. — Никого… Похожего на тебя. Понимаешь?
