— Да я не буду отмечать, я спать сразу, ты чего…
— У меня и поспишь! Мы на дачу едем к Олежеку! Там тихо, сосны такие стоят, знаешь… Это же Переделкино, бывший дачный поселок, где всякие деятели культуры жили. Там отлично просто, камерно.
— Ох…
— Это Олежека дача, ему от деда досталась… Посмотришь на его библиотеку… И альбомы там с репродукциями, первой половины прошлого века…
— Ты знаешь, чем меня соблазнить…
— Ну так! Все, я тебе скину адрес. О такси не волнуйся, Олежек сказал, что все за его счет!
— Не надо, у меня все…
— Ой, все, я побежала, оливье же еще!
Аля вешает трубку, а я улыбаюсь непроизвольно.
Не особенно хочется куда-то ехать, если честно. Декабрь в сфере обслуживания — всегда нереально горячее время, когда впахиваешь без выходных и нагрузка огромная. Но никто не жалуется, потому что декабрь кормит год, это все знают.
И я не жалуюсь. Наоборот, очень все вовремя. Работа помогает забыться, отключить глупые мысли, которые нет-нет, да и проскальзывают…
Что было бы, если б я…
Или если б Тимур…
Или вообще, если б мы…
Сослагательное наклонение в такой ситуации — бесит, но все равно лезет в мысли.
Причем, опять больше чем уверена, что думаю только я. А Тимур… У него все в порядке, судя по инсте.
Правда, там нет фото с красотками, но вот работы, деловых встреч и прочего — полно.
А я прекрасно знаю, каким образом обычно завершаются деловые встречи. Теперь знаю, раньше-то дура наивная была…
А еще работа помогает не питать ненужных иллюзий. И не позволяет ковыряться в себе, в поисках мотивов такого истинно бабского поведения. Когда послала по известному маршруту, а все время ждешь, что вернется. С магнитиками, ага.
Я в себе это все дело глушу, старательно не вспоминая ни жесткий холодный взгляд Тимура, когда он, после моего сбивчивого спича про игру, глупость и отсутствие доверия и глубины чувств, просто встал и вышел.
Не стал ничего прояснять, не стал мучить меня больше. И, наверно, я ему за это дико благодарна.
Вот только больно… И иррационально обидно. И… И по ночам он снится, гад… А еще снится наше лето, пронизанное солнцем. Мое желтое платье, веснушки на руках и его теплые глаза. Горячие ночи, горячий шепот, горячие ладони…
И мне жарко по ночам, я сама горю все время.
Словно болею. И никак не могу переболеть, выздороветь…
Завершаю я в десять.
У нас нет новогодней программы, а потому все гости стремятся побыстрее по домам, к елкам и оливье.
А я вызываю такси, внутренне ужасаясь ценнику, и еду к Але.
Надеюсь, что там будет свободная комнатка, чтоб поспать.
Через полчаса, задумчиво разглядывая деревянный особняк в стиле дворянских загородных домов девятнадцатого века, я думаю, что да, скорее всего, там будет свободная комната…
Дом сказочный просто. Он стоит на большом участке, окруженный со всех сторон старыми корабельными соснами и раскидистыми елками. Все это усыпано снегом и невероятно красиво смотрится.
Я даже замираю пару раз, разглядывая волшебный пейзаж, пока иду к дому.
— Ну вот что ты так долго? — Аля с порога встречает меня, обнимает. От нее пахнет вкусной выпечкой, а по всему дому разносится запах запеченной свинины, обалденно просто, до слюноотделения, — я уже хотела Олежека за тобой отправлять!
— Не надо никого отправлять, ты что?
Мы идем в комнату, красивую, тоже в таком нарочито старорусском стиле, с артефактами начала двадцатого и конца девятнадцатого, а, может, и пораньше даже. Любопытно оглядываюсь, здороваюсь с гостями. Их немного, кого-то я знаю, кого-то нет. Но все приятные, улыбчивые.
Бегают дети, их кажется много так, Аля смеется:
— Даник своих наприглашал…
Потом мы устраиваемся за столом, провожаем Старый год.
И я провожаю. С тоской душевной, которой уже даже не стыжусь и не скрываю. Нет смысла.
Это был для меня непростой год. Волнительный, сложный. Но один из самых лучших.
И теперь хочется чего-то другого. Чуда хочется. Счастья хочется. Просто так, эгоистично.
И я, зажмурившись, когда бьют куранты, искренне желаю себе счастья.
Просто, без конкретики. И думаю, что, если б была возможность вернуться в лето прошлого уже года… Я бы, наверно, все сделала по-другому…
На веранде, куда я выхожу подышать после шумной комнаты, пронзительно свежо и морозно. Это самое то, чтоб проветрить голову. За домом звучно взрываются фейерверки, весь народ там, хлопают и кричат.
Алька, веселая и улыбчивая, кладет голову на плечо своему Олежеку, а тот смотрит на нее так, что мне становится завидно. По-доброму, но все равно от этого больновато.
Потому они все там. А я — тут.
Мне и отсюда все видно. А еще за спиной — темный сосновый лесок, укрытый снегом.
Морозно, ежусь непроизвольно и вздрагиваю, когда на плечи падает тяжелая куртка.
Запах парфюма, терпкого, мужского, знаком и отзывается в душе дрожью, которую никак не могу унять.
Я хочу обернуться, посмотреть на того, кто молчаливой громадой стоит за спиной, и не могу. Кажется, если повернусь, то придется делать выбор. А я — не хочу. Не хочу.
— Привет. С Новым годом.
Голос у него все такой же. Низкий и тягучий. Сладко екает внутри, колени подрагивают…
— Привет. С Новым…
Надеюсь, что тон вполне безразличен? Надеюсь…
— Ты здесь одна?
— Да.
Поворачиваюсь и погибаю в плену черных татарских глаз. Безумно красивых. С длинными ресницами. Зачем мужчине такие ресницы?..
— Меня зовут Тимур.
Он усмехается и подает руку. А я отвечаю:
— Вероника. Вика.
— Очень приятно… — он берет мою руку и целует. Мурашки по коже бегут бодро прямо к сердцу, становится щекотно и приятно.
И взгляд Тимура напротив внимательный, а в глубине его неуверенность… Приму ли я игру по новым правилам?
Я улыбаюсь, и, видя ощутимое облегчение в его чертах, уже неприкрыто смеюсь.
Игра… Почему бы и нет? Ведь в этот раз мы будем обсуждать правила.
И следовать им.
Конец
