Коэн смотрит на меня, когда отвечает.
— Вскоре после Джо. У меня есть алиби, если вы хотите спросить, где я был во время ее смерти.
Все любят детективные сериалы. Рис ухмыляется.
— А где вы были?
Он скрещивает руки в защитном жесте.
— Я был в доме матери. Приносил продукты.
— У вас хорошая память, — говорю я, привлекая его внимание.
Он медленно кивает.
— Ну, последние три года я отвечал за ее походы к врачу, лекарства и все покупки. У меня должна быть хорошая память, чтобы держать все в голове, иначе случится что-то плохое.
Он смотрит мне прямо в глаза, когда говорит последние слова.
Рис ощетинивается в ответ на враждебный тон и придвигается ко мне. Но я не беспокоюсь.
— Что с вашей матерью? — спрашиваю я.
— Остеосаркома последней стадии, — отвечает он.
По коже пробегает холодок.
— Мне жаль, — он кивает, но больше не поднимает эту тему.
Независимо от того, какую роль он сыграет в этом деле, мне его жаль. После того, как Эмбер поставили диагноз «запущенная остеосаркома», она перестала быть прежней. И я уже никогда не стала прежней. После целого года борьбы операции и химиотерапия не принесли результатов. К тому времени, как рак обнаружили, он уже распространился на легкие.
Наблюдать за тем, как любимый человек страдает от этой изнурительной болезни, очень мучительно.
Эмбер было двенадцать, когда она умерла.
— Не могли бы вы подробнее рассказать о том, где были? — спрашивает Рис, возвращая разговор в нужное русло. — Поскольку у вас такая прекрасная память, для вас это не оставит труда.
— Конечно, — Коэн перечисляет свои дела в день убийства Джоанны. Работа, аптека, затем поездка в продуктовый магазин, после чего возвращение в дом матери примерно к шести сорока пяти часам вечера. Затем он пробыл у нее примерно до девяти тридцати.
— Может ли кто-нибудь подтвердить время, когда вы вернулись домой? — давит Рис.
Коэн переступает с ноги на ногу.
— Нет. Я живу один.
— Почему вас выгнали из «Тики Хайв»? — быстро меняет тему Рис.
— Как вы понимаете, из-за слабого здоровья моей маме нужна помощь. Начальнику не нравилось, что я опаздывал и брал отгулы, когда мне нужно было отвезти ее на прием.
Мы с Рисом переглядываемся.
— Поступило несколько жалоб о том, что вы заигрывали с клиентами во время работы, — говорю я. — По словам вашего бывшего начальника, вас поймали на том, что вы угощали таких клиентов за счет заведения.
Он усмехается.
— Этих старых летучих мышей? Они безобидны, хотя у них есть парочка диких фантазий, — он усмехается мне, сверкая белыми ровными зубами.
Но он сразу понял, о ком я говорю.
— Значит, их претензии необоснованны? — упорствую я.
Он делает шаг вперед, приближаясь ко мне на дюйм, и Рис становится передо мной. Коэн проводит рукой по взлохмаченным волосам, его губы искривляются в улыбке.
— Возможно, пару раз так и было, — говорит он. — Они давали хорошие чаевые.
Я читаю между строк и рискую предположить:
— Они к тебе приставали, — прямо говорю я.
Его улыбка становится шире.
— Ну, на самом деле только одна из них. — Он пожимает плечами. — Времена тяжелые. Надо платить за квартиру. Я бы сказал, что мы делали друг другу одолжение. Мне нужны были деньги, Винни нужен был кто-то, кто переспит с ее старой задницей.
В его голосе не слышалось ни капли стыда. Насколько я поняла, Коэн Хейс — нарцисс, возможно, с пограничными социопатическими наклонностями. Но это не делает его убийцей. Для убийства Джоанны ему нужен был мотив. Большинству людей этот мотив мог показаться неясным и непонятным, но для самого Коэна он должен был быть очень личным.
Я решаю польстить его эго.
— Джоанна когда-нибудь приходила к вам? Предлагала секс за наркотики или деньги?
Он смеется.
— Что? Нет, нет. Она никогда не предлагала мне заняться сексом, — усмехается он.
Я приподнимаю бровь.
— Но вы знали, что раньше она была наркоманкой?
Он тяжело вздыхает.
— Это Флорида. Последний круг ада. Кто из нас им не был? — Прежде чем я успеваю задать еще один вопрос, он добавляет: — Джо была классной, понятно? Конечно, она флиртовала со мной, и я нисколько не возражал. Так заведено в забегаловках — все трахаются со всеми. Помогает снять напряжение в час пик. — Он переводит взгляд на меня. — Не зацикливайтесь на этом.
— Но, может быть, это Джоанна зациклилась, — возражаю я. — Возможно, она решила, что ваш флирт — это не просто дружеское подшучивание.
Коэн тянется к двери и дает задний ход:
— Честно говоря, я плохо знал ее, поэтому не могу сказать точно.
— Вы когда-нибудь рассказывали Джо о своем увлечении? — Рис снова быстро меняет тему. — Шибари, не так ли? Связывание веревками? — Мы погуглили, прежде чем пришли сюда.
Коэн усмехается.
— Думаю, этот разговор окончен, — он скользит по мне взглядом и замечает резинку на запястье. Я одергиваю рукав, и его губы складываются в понимающую ухмылку.
Рис достает визитку и сует ему.
— Спасибо за ваше время. Здесь указан мой мобильный. Позвоните, если вспомните что-нибудь еще.
Коэн нерешительно принимает визитку.
— Ага. — Взгляд синих глаз в последний раз замирает на мне. — Хорошего, прекрасного вам дня. — Уходя, я чувствую его пристальный взгляд.
Когда мы садимся в машину, я смотрю на Риса.
— Это было неожиданно. В чем дело?
Он заводит машину и выезжает на дорогу.
— Ну как он тебе?
Я пристегиваю ремень безопасности.
— Думаю, он нарцисс. Но тот факт, что он долгое время заботится о матери, подсказывает, что он, возможно, не психопат. Но, как мы знаем, в нашем случае, убийца — не психопат. Однако, я не смогла уловить никакой мотив. А ты что думаешь?
— Он сказал, что в ресторанном бизнесе все трахаются со всеми. Торренс утверждал, что Риксон уволил Коэна, потому что тот братался с клиентами и беспокоил наших дам. Но, по их словам, они не возражали против его внимания.
Я ответила не сразу, обдумывая его слова.
— Мне тоже так показалось. Утверждать, что мужчина — мужчина, который вас нервирует, — пристает к вам, это способ почувствовать себя нужной и избежать чувства вины.
— Пляжные тигрицы не показались мне такими скромницами, — говорит он.
