Нет. Я пережила и хуже. Пережила и выжила.
Дрю не колеблется и бросается ко мне. Мне удается откатиться подальше. Нож попадает в дерево, лезвие застревает между досками. Достаточно времени… Я вытаскиваю из кармана наручники.
Торренс не посчитал их оружием. Просто смешная игрушка, несколько монет. И теперь я их использую. Я обхватываю изогнутую сталь, сжимаю кулак и целюсь в лицо Дрю. Суставы пылают от силы удара.
— Господи, — выдыхаю я сквозь боль, открывая наручники.
Дрю держится за лицо, прикрывая красную рану на щеке.
— Сука.
Краем глаза я вижу, как приближается Торренс. Когда он пытается схватить меня за ноги, я позволяю ему оттащить меня назад. Затем приподнимаюсь и защелкиваю одну наручник на его запястье.
На горизонте появляются первые лучи солнца, и небо окрашивается в серо-голубой цвет.
С лучами рассвета я борюсь с Дрю, когда он нападает на меня. Он заставляет меня вернуться на пирс. Торренс садится мне на плечи. Руки Дрю скользят по моей шее, и меня охватывает слепая паника, когда я понимаю, что, если я позволю, они, наконец, убьют меня.
Я защелкиваю другой наручник на запястье Дрю, связывая его и Торренса вместе.
Вдали звучит сирена. Шум нарушает тишину утра, словно отголосок моего сна.
— Блять, — Торренс отпускает мои плечи и дергает наручники.
Дрю сопротивляется, волоча своего сообщника по пирсу. Они оба бросаются к ножу.
Я пользуюсь тем, что на мгновение обо мне все забыли, и отступаю. Убегаю от кровавой бойни, и оставляя за собой красный след крови.
Меня пронизывает ужас, в то время как Торренс снова и снова опускает нож, перерубая запястье Дрю. Дрю издает душераздирающий вопль, пронзивший воздух. Торренс отпихивает Дрю, оставляя его с окровавленной отрубленной рукой.
Мне холодно, я истекаю кровью, а Торренс идет ко мне, держа нож у бедра.
Он стоит надо мной. И я знаю, что это конец. Весь запал испаряется, и внезапно я смиряюсь. Я люблю Риса. Однажды мы должны были быть вместе и наконец понять, что значит быть по-настоящему любимым в ответ. Я нашла свои ответы. Я могу отпустить.
Звуки полицейской сирены разносятся по пустой улице, заставляя Торренса поднять глаза. Ему придется решить, стоит ли моя кончина того драгоценного времени, которое он мог потратить на побег.
— Может быть, в следующий раз, — говорит он, вонзая лезвие мне в руку.
Неглубокая рана. Насмешка.
Торренс убегает с пирса, забыв обо мне.
Все кончено.
Я срываю с руки повязку с монетами и отбрасываю ее в сторону.
Я откидываю голову на деревянные доски и позволяю боли нарастать и утихать, в такт воде, плещущейся о столбы пирса.
Я дышу и смотрю на небо, наблюдая, как по нему плывут темные облака, а затем надо мной появляется он.
— Шлюховатая, маленькая сучка. Ты не отнимешь у меня все.
Дрю опускается передо мной, вырывая здоровой рукой нож из моей плоти. Я поднимаю руки, чтобы блокировать его атаку. Он режет кожу, руки заливает темно-красной кровью.
Я пытаюсь расцарапать ему лицо, но сопротивляюсь наугад, поскольку мои глаза залила кровь. А затем мое тело пронзает шок от холодной воды.
Мы падаем в озеро. Меня накрывает мутная вода.
Глава 30
Та ночь
Лэйкин: Тогда
Я сидела на краю причала, свесив ноги. Размышляла о том, чтобы лечь прямо здесь, просто сдаться, забыть о Дрю, Челси и ребенке…
Мне хотелось, чтобы безмолвная ночь поглотила меня.
На причале послышались шаги. Медленный глухой стук по доскам.
Я быстро поднялась на ноги и повернулась, мгновенно узнав приближающегося мужчину.
— Дрю?
В груди затрепетал восторг, пока я не вспомнила последнее, что он сказал мне во время нашей ссоры.
«Мне никогда не следовало тебя трахать».
Я проглотила боль, пока он медленно ко мне приближался.
— Зачем ты здесь?
— Ты знаешь, какой это позор, когда копы отвозят тебя домой?
— Дрю… — Я на мгновение прикрываю глаза. — Я устала. Просто слишком устала, чтобы снова это обсуждать. — Я засунула руки в карманы толстовки и двинулась в другую сторону.
Решив поспешно удалиться, я уже была в нескольких футах от него, когда заметила в его руке нож. От шока у меня перехватило дыхание. От страха по коже побежали ледяные мурашки.
— Мы еще не закончили, — сказал он. От него разило алкоголем. Он постучал лезвием по бедру. — Что ты будешь делать с ребенком, Синтия?
Я отступила. Я никогда не боялась Дрю… не в этом смысле. Но в его голосе было что-то неправильное. Продолжая постукивать ножом, он был сам на себя не похож. Даже когда мы кричали друг другу в лицо, разбили стеклянную вазу, бросив ее в стену. Брызги осколков, удары кулаков по стенам… Даже тогда я не боялась, что он причинит мне физический вред.
— Стой, Дрю. Ты пьян.
— Мы можем быть вместе, — сказал он, не обращая на меня внимания и двигаясь вперед. Постукивая ножом. — Я просто не могу позволить, чтобы ребенок разрушил мою жизнь.
Я медленно покачала головой.
— То есть ты хочешь, чтобы я избавилась от него, и тогда мы будем жить долго и счастливо?
— Это логичнее, чем растить никому не нужного ребенка, не так ли?
— А что насчет Челси?
— Она ничего для меня не значит.
— Я видела тебя. И как ты на нее смотрел… — Я попыталась отогнать образ, воспоминание все еще причиняло боль. Я иду к его двери. Она открывает. Они стоят рядом. Я пришла рассказать Дрю о ребенке, а вместо этого столкнулась лицом к лицу со своим наихудшим кошмаром. — Как ты мог намекать, что я сошла с ума? Что я все вообразила?
— Так ты не избавишься от него?
Я чувствовала себя так, словно меня ударили.
— Нет, Дрю. Я не избавляюсь от него. Это мое тело. Мой выбор. — Мня охватил такой гнев, что я, позабыв о ноже, рванула вперед, желая оказаться подальше от него.
Дрю перекрыл мне дорогу.
— Я не очень люблю философию, но Витгенштейн был чертовски прав, когда говорил: о чём невозможно говорить, о том следует молчать.
Я в замешательстве замерла, а затем ужасающая реальность разнесла мой мир на кусочки, когда Дрю воткнул нож мне в живот.
Глава 31
Прошлое и настоящее
Лэйкин: Сейчас
Вспышки воспоминаний. Холодная вода затекает в горло, когда я издаю приглушенный крик под черной водой. Руки путаются в толстых стеблях, я двигаюсь слишком медленно, чтобы расчистить путь.
