Я почувствовала себя виноватой в том, что все вокруг меня теперь выглядели ошарашенными и подавленными. Андреас понуро смотрел в окно, Михель задумчиво оглаживал седую бороду, а Элеонора, сдвинув рыжеватые брови, недовольно поправляла клетчатый плед на моих ногах.
Но разве я должна была соврать им?
Наконец, покусывая губы, Андреас подошел ко мне и присел на краешек кровати.
— Мы все постараемся, чтобы память к тебе вернулась, Эви, — проговорил он убежденно, поглаживая мою руку своими длинными ухоженными пальцами. — Но ты должна кое-что обещать!
— Что? — спросила я, нерешительно оглядывая окружающих.
— Что не будешь больше предпринимать попыток самостоятельно встать на ноги. Это не безопасно! В этот раз ты потеряла от удара головой память, а в другой раз, неудачно упав, можешь переломать себе что-либо или вообще разбить голову! Обещаешь, дорогая?
Услышав эти неожиданные слова, я впервые попыталась пошевелить ногами и с ужасом поняла, что почти не чувствую их! То есть они есть, но они меня не слушаются! Боже, что же со мной случилось? Я — инвалид?!
Глава 2
Внезапно виски прострелило острой болью, а перед глазами промелькнули кадры, как визжат тормоза, сжигая покрышки автомобиля, но неминуемый удар о бампер и капот отбрасывает меня на несколько метров. И перед тем, как погрузиться в темноту, я ощущаю острую боль на бедре и во всем теле… Но разве я тогда не умерла?!
Значит, мои больные ноги — результат аварии? Как бы мне об этом спросить? Поколебавшись, я все же задала осторожный вопрос:
— А что с моими ногами?
— Боже, деточка, ты и этого не помнишь? — с жалостью посмотрела на меня Элеонора.
Видя, что я не кривлю душой, старый граф решил прояснить ситуацию.
— Эви, я тебе всё расскажу, но только если ты не будешь вновь плакать и обвинять во всем себя, — сказал он, занимая место рядом со мной, снова заставив Андреаса молчаливо уступить.
— Я не буду, — пообещала я, потому что неведение было просто ужасно.
Вряд ли он удивит меня рассказом об аварии, потому что, как ни странно, воспоминания о ней, внезапно промелькнувшие в моей памяти, я приняла с каким-то необъяснимым равнодушием, словно все это произошло не со мной.
— Дело в том, что два года назад ты попала в аварию, — начал свой рассказ старик, пристально вглядываясь в мое лицо в ожидании возможной истерики.
Заметив, что я не собираюсь плакать, он продолжил уже более уверенно:
— Вы с родителями, Варлином и Офелией, ехали на бал к герцогу Тармону Ксорду. Он собирал всех знатных молодых девушек на праздник зимнего новогодия, чтобы познакомить с ними своего сына Густава, вернувшегося после многолетнего обучения, а потом и службы на благо короля Дария. Тармон хотел, чтобы сын женился и остался в имении своего отца, чтобы продолжить династию, ведь старому герцогу становилось все труднее заниматься хозяйством и заботиться о своих подданных.
Слушая Михеля, я словно переживала все те события, о которых он мне рассказывал. Странно, я понимала, что все они происходили не со мной, но сейчас будто примеряла их на себя!
— Твои родители тоже не могли отказаться от приглашения, — продолжил между тем граф. — Хотя много лет назад между Тармоном и твоим отцом произошла неприятная история, связанная с наследованием приграничных земель, обиды было решено забыть. Не думаю, что Варлин хотел бы породниться с Ксордом. Просто это была еще и возможность обговорить кое-какие вопросы с соседями, пока их дочери блистали на балу.
Так вот, вы втроем отправились на бал в карете. Ехать было всего около часа, день был солнечный, ясный, поэтому никто не стал озадачиваться лишней поклажей, одеты были соответственно погоде, но без фанатизма — шубы, меха, теплые сапожки. Но недалеко от имения герцога погода испортилась, разыгралась вьюга, метель, дороги замело. Видимо, поэтому кучер заблудился и направил лошадей в совершенно другую сторону…
Граф скорбно помолчал, собираясь с силами, чтобы довести свой рассказ до конца.
— Никто теперь не расскажет, что тогда произошло и почему карета оказалась на дне глубокой расщелины в двадцати верстах от имения Ксорда. Кучер и твои родители… они погибли сразу, а ты выпала из кареты, когда она начала опрокидываться, и, зацепившись бальным платьем о корень векового дерева, осталась висеть над обрывом, правда, потеряв сознание от удара. Вас хватились лишь наутро, когда стало известно, что вы не вернулись с бала. А когда не приехали и к вечеру, стали искать…
Старик тяжело вздохнул и сказал:
— Ты тогда не только переломала, но и отморозила ноги. Однако боги тебя пощадили, сохранив тебе жизнь. Правда, с тех пор твои ноги потеряли чувствительность, и ты не можешь ходить…
Я слушала эту историю, затаив дыхание. Казалось, старый граф действительно рассказывает о моей жизни, только временные рамки несколько сдвинуты, и последовательность событий немного другая. Ну и, естественно, моя настоящая история, кажется, была намного современнее, потому что жила я в век технологий и автоматики, а не карет и кучеров.
Удивительно было то, что по мере рассказа я вспоминала свою жизнь. Свою, настоящую жизнь, а не жизнь Эвелины.
Ведь мои родители действительно погибли в аварии. И произошла она под Новый год, когда папа с мамой решили поехать на горнолыжный курорт, чтобы встретить праздник с романтикой, как в молодости. И взяли они с собой… нет, не меня, а мою сестренку Свету, потому что у меня была первая сессия, а у сестренки — каникулы.
Бедная моя сестренка! Лана, как она любила себя называть вслед за своими одноклассницами, по-всякому сокращающими свои имена… Ей было только тринадцать, когда отец не справился с управлением на серпантине, и машина полетела вниз, ломая все ограждения и заслоны…
Помню, когда мне сообщили о гибели семьи, я только вышла из аудитории, сдав последний зачет. Не помню, как упала в обморок, не помню, как ездила на похороны, потому что машина, докатившись до основания горы, взорвалась и сгорела дотла, поэтому даже хоронить было некого…
— … ты все время рыдала и говорила, что это ты виновата, ведь из-за того бала им пришлось выехать в дорогу… — тихонько говорит граф, а я вспоминаю, как целый год не могла успокоиться после смерти родителей.
Нет, не рыдала, слезы как-то сами собой закончились, когда вернулась с так называемых похорон. Но все время чувствовала себя виноватой, что не поехала тогда с ними. Мне казалось, что я их предала, оставшись живой, когда они… Их нет.
— … герцог Ксорд со своим сыном приезжали на похороны, чтобы выразить свое соболезнование, но ты не захотела их видеть. Хорошо, что Андреас оказался здесь и смог принять их, как подобает их статусу, иначе пришлось бы вновь враждовать с ними…
— Враждовать? — спрашиваю я, зацепившись за слово.
