«Или, может, дело во мне? Может, они просто боятся меня?»
— Машина для перевозки трупов будет с минуты на минуту, — сказала она, начав разговор на авось. — Может, освободите для нее место на улице?
— Само собой, док, — сказал кто-то из полицейских и кашлянул. И снова наступила тишина — пританцовывая от холода на обледенелой мостовой, полицейские смотрели кто куда, только не на нее.
— Что ж, спасибо, — поблагодарила она. — Я подожду в своей машине.
На Даниэла она даже не взглянула — просто отвернулась и пошла прочь.
— Маура!
Она оглянулась на голос и увидела, что полицейские, все как один, глядят ей вслед. «Постоянно кругом какая-то публика, — подумала она. — Нам с Даниэлом, видно, не судьба побыть наедине».
— Есть какие-нибудь новости? — спросил он.
Она заколебалась, зная, что за ней наблюдают окружающие.
— Пока никаких — все уже все знают.
— Может, поговорим? Возможно, я сумею как-нибудь утешить офицера Лайэлла, если узнаю побольше о случившемся.
— Это не совсем удобно. Не думаю…
— Можешь сказать только то, что сочтешь нужным.
Маура задумалась.
— Давай посидим в машине. Она тут недалеко.
И они направились к машине, держа руки в карманах и пряча головы от порывов ледяного ветра. Маура думала о Еве Кассовиц, одиноко лежавшей во внутреннем дворике: тело ее уже окоченело, кровь в жилах застыла. В такую ночь да на таком ветру охотников составить компанию убитой не нашлось. Они подошли к ее машине и забрались внутрь. Маура запустила двигатель и включила обогреватель, но воздух, хлынувший из воздуховода, тепла не принес.
— Этот Лайэлл был ее молодым человеком? — спросила она.
— Для него это страшное горе. Не уверен, что мне удалось его утешить.
— Я бы не смогла так, как ты, Даниэл. Человеческое горе для меня невыносимо.
— Но ведь твоя работа связана с ним. Тебе приходится.
— Но не на такой стадии, как тебе, когда надо иметь дело с совсем еще свежими ранами. От меня ждут конкретных ответов, а не утешений. — Она взглянула на Даниэла. Но в полумраке салона смогла разглядеть лишь его силуэт. — Последний полицейский капеллан продержался здесь только два года. Думаю, не выдержал стресса, вот с ним и случился удар.
— Отцу Рою, чтоб ты знала, было шестьдесят пять.
— Выдержать постоянные ночные вызовы, конечно, дело не из легких, — согласился он, выдохнув на стекло, которое тут же запотело. — Полицейским тоже приходится несладко. Как и врачам, и пожарным. Но не все так плохо, — прибавил он с тихим смешком, — тем более что выезд на место преступления — единственная для меня возможность повидаться с тобой.
Хотя Маура не видела глаз Даниэла, она ощущала, что он смотрит на нее — и благодарила Бога, что в салоне темно.
— Раньше ты навещала меня, — заметил он. — Отчего же теперь не приходишь?
— Но я же была на рождественской службе, верно?
Он устало усмехнулся.
— На Рождество приходят все. Даже те, кто не верит.
— Но я же была там. И не пыталась тебя избежать.
— Неужели, Маура? Неужели ты меня избегаешь?
Она не ответила. Некоторое время они смотрели друг на друга сквозь полумрак салона. Воздух, поступавший из обогревателя, мало-помалу нагрелся, и, хотя окоченевшие пальцы у нее еще не отошли, щеки уже пылали.
— Я знаю, что происходит, — тихо проговорил он.
— Ничего ты не знаешь.
— Я такой же человек, как ты, Маура.
Она вдруг рассмеялась. Это был горький смех.
— Ну, это же банально. Святой отец и прихожанка.
— Нет, не надо так.
— Но ведь это же и впрямь банально. Такое было уже тысячу раз. Священники и скучающие домохозяйки. Священники и одинокие вдовы. У тебя это в первый раз, Даниэл? Лично у меня в первый, можешь не сомневаться.
Ей вдруг стало стыдно за то, что она выплеснула на него свою досаду, и она отвернулась. Что такого он ей сделал — только предложил дружбу, заботу! «Я сама разрушаю свое счастье».
— Если тебя это хоть немного утешит, — спокойно ответил он, — ты не одна такая несчастная.
Маура словно окаменела, прислушиваясь к шуму обогревателя. Хоть она и смотрела прямо перед собой — на запотевшее изнутри лобовое стекло, все остальные органы чувств были обращены к Даниэлу. Даже будь она слепая и глухая, ничто не заставило бы ее усомниться в том, что он здесь, рядом, — настолько остро ощущала она его присутствие. Настолько же остро, как ритм своего сердца и напряженные нервы. Ее охватило постыдное возбуждение от признания Даниэла в том, что он тоже несчастен. Все-таки не только она страдает и не спит по ночам. Любовная тоска не выносит одиночества.
Раздался громкий стук в ветровое стекло. Вздрогнув, Маура повернула голову и сквозь затуманенное стекло разглядела призрачный силуэт. Она опустила стекло и увидела лицо наклонившегося к ней полицейского.
— Доктор Айлз! Подъехал труповоз.
— Спасибо. Сейчас приду.
Маура снова подняла стекло, по которому струйками потекла вода. Потом выключила двигатель и посмотрела на Даниэла.
— У нас есть выбор, — сказала она. — Мы оба можем быть несчастными. А можем и дальше жить каждый своей жизнью. Я выбираю второе.
Маура выбралась из машины, закрыла дверь. И глубоко вдохнула ледяной воздух, который обжег ей горло. Но при этом освободил ум от последних сомнений — освеженный, с возрожденной энергией он мог снова приниматься за работу. Маура отошла от машины, даже не оглянувшись. И пошла обратно по тротуару, продвигаясь от одного фонаря к другому, от одной лужи света к следующей. Даниэл — позади; впереди ее ждет тело убитой. А вокруг по-прежнему стоят полицейские. Чего они дожидаются? Ответов, которые, вполне вероятно, она не сможет им дать?
Маура плотнее закуталась в пальто, словно стараясь спрятаться от их взглядов, и подумала о сочельнике, вспомнив другое место убийства. И Еву Кассовиц, которая вышла на улицу, где ее вывернуло прямо на сугроб. Было ли тогда у Кассовиц хоть малейшее предчувствие, что в следующий раз именно ей суждено стать объектом внимания Мауры?
Когда бригада из морга везла Еву Кассовиц через боковой двор, полицейские уже молча толпились возле дома. Как только из-за железной калитки показалась каталка с ее прикрытым пленкой телом, они обнажили головы, невзирая на пронизывающий ветер, и опустили их в скорбном поклоне, по-своему отдавая долг чести той, которая была одной из них. Они стояли так и после того, как каталку погрузили в кузов машины и дверцы за ней захлопнулись. И только когда свет задних фар фургона исчез во мраке ночи, они снова надели головные уборы и потянулись к своим машинам.
