— Простите, — тихо проговорила Лили. — Кажется, меня сейчас вырвет.
Она сползла с кровати и, шатаясь, направилась в примыкающую к спальне ванную комнату. Закрыла за собой дверь и прислонила колени к седлу унитаза. Выходившее из нее вино, выпитое накануне вечером, жгло горло, точно кислота. Лили простояла, склонясь над унитазом до тех пор, пока ее желудок полностью не очистился, пока в нем не стало пусто. Спустив воду, она, все так же пошатываясь, подошла к раковине, прополоскала рот, умыла лицо. Глянув на свое отражение в зеркале, Лили с трудом себя узнала. Когда же она в последний раз смотрелась в зеркало — по-настоящему? И когда успела превратиться в страшилище? Нескончаемое бегство взяло свое. Если долго бегать, можно в конце концов потерять собственную душу.
Лили вытерла лицо плотным хлопчатобумажным полотенцем, пальцами забрала волосы назад и снова заколола их в конский хвост. Ее дожидался, чтобы допросить, господин Богатенький Красавчик, и ей надлежало предстать перед ним в форме. И отвечать на все вопросы так, чтобы он остался собой доволен. «Если он не знает, что я на самом деле натворила, — решила она, — то сама не скажу ему ни слова».
Мало-помалу лицо у нее вновь приняло нормальный цвет. Она вздернула подбородок и увидела в зеркало, как ее глаза полыхнули старым добрым воинственным огнем. Ее подруги умерли. Теперь она осталась совсем одна. «Помогите же мне, девчонки! Помогите пережить весь этот кошмар!» Лили глубоко вдохнула и вышла из ванной.
Мужчины обеспокоенно взглянули на нее.
— Простите, что выплеснул на вас такие вести вот так, сразу, — извинился Сансоне.
— Расскажите мне все в подробностях, — прямо попросила Лили. — Что стало известно полиции?
Сансоне, похоже, смутили ее хладнокровие и прямота.
— Подробности там очень неприятные.
— Вряд ли могло быть иначе. — Лили села на кровать. — Мне просто нужно знать, — тихо проговорила она. — Мне нужно знать, как они погибли.
— Позвольте сперва кое о чем вас спросить, — обратился к ней немец, господин Баум. И подошел поближе. Теперь они, мужчины, возвышаясь над нею, смотрели Лили прямо в лицо. — Вам известно что означает перевернутый крест?
Несколько мгновений Лили не дышала. А потом наконец произнесла:
— Перевернутый крест… это символ, оскверняющий христианскую веру. Некоторые считают его сатанинским знаком.
Она заметила, как Баум и Сансоне удивленно переглянулись.
— А этот символ? — Баум полез к себе в карман, достал ручку, клочок бумаги. И, наскоро что-то нарисовав, показал ей. — Иногда его называют всевидящим оком. Знаете, что это означает?
— Это Уджат, — сказала она. — Глаз Люцифера.
Баум и Сансоне снова переглянулись.
— Ну а если бы я нарисовал козлиную голову с рогами? — допытывался Баум. — Она бы сказала вам что-нибудь?
Лили встретила его мягкий взгляд.
— Наверно, вы имеете в виду знак Бафомета. Или Азазеля.
— Вы знакомы со всеми этими символами.
— Да.
— Откуда? Вы сатанистка, мисс Соул?
Лили чуть не рассмеялась.
— Навряд ли. Просто так получилось, что я их знаю. Мне было интересно.
— А ваш двоюродный брат Доминик — сатанист?
Лили застыла на месте — ее руки буквально примерзли к коленям.
— Мисс Соул?
— Спросите лучше его самого, — прошептала она.
— Мы бы с радостью, — сказал Сансоне. — Где его можно найти?
Она взглянула на свои руки, крепко сцепленные на коленях.
— Не знаю.
Сансоне вздохнул.
— Мы потратили много сил, чтобы найти вас. У нас ушло на это целых десять дней.
«Всего десять дней? Боже, какая же я беспечная!»
— Если вы скажете, где Доминик, вы избавите нас от многих затруднений.
— Говорю же, не знаю.
— Почему вы его выгораживаете? — настаивал на своем Сансоне.
При этих словах она упрямо вскинула подбородок.
— Да с какой стати мне, черт возьми, его выгораживать?
— Он ваш единственный близкий родственник. И вы не знаете, где он?
— Я не виделась с ним целых двенадцать лет, — бросила она в ответ.
Сансоне сощурился.
— Вы помните с точностью до года?
Лили сглотнула. «Это я зря. Нужно быть осторожней».
— То, что случилось с Лори-Энн и Сарой, — дело рук Доминика, Лили.
— Откуда вы знаете?
— Хотите узнать, что он сделал с Сарой? Сколько часов она кричала, пока он вырезал у нее на теле кресты? Знаете, что он нарисовал на стене в спальне Лори-Энн? В той самой, где расчленил ее? Перевернутые кресты. Те же знаки он вырезал и на стене хлева, когда ему было пятнадцать. Когда он жил у вас летом в Пьюрити. — Сансоне подошел к ней почти вплотную, угрожающе близко. — Может, от него вы и бегаете? От собственного двоюродного брата, Доминика?
Лили ничего не ответила.
— Вы же явно бежите от чего-то. И с тех пор, как покинули Париж, нигде дольше чем на полгода не задерживались. А в Пьюрити вас не было уже Бог весть сколько лет. Так что же произошло тем летом, Лили, когда вы потеряли всех своих родных?
Лили обхватила себя руками, сжавшись в плотный комок. Ее вдруг затрясло, и это в тот самым момент, когда ей как никогда надо было бы собраться в кулак.
— Сначала тонет ваш брат Тедди. Затем с лестницы падает мать. Потом отец пускает себе пулю в лоб. И все — в течение нескольких недель. Не многовато ли напастей на голову шестнадцатилетней девочки?
Она обхватила себя еще крепче, испугавшись, что в противном случае рассыплется на кусочки от дрожи.
— Неужели это просто невезение, Лили?
— А что же еще? — пролепетала она.
— Или, может, тем летом произошло еще что-то? Между вами и Домиником?
Она вскинула голову.
— На что это вы намекаете?
— Вы отказываетесь помочь нам найти его. Из чего я и заключаю — вы его попросту выгораживаете.
— Вы что… думаете, между нами что-то было? — голос девушки вдруг перешел в истерический крик. — Думаете, я желала смерти родным? Брату было только одиннадцать! — Она осеклась. И шепотом повторила: — Только одиннадцать…
— Может, вы просто не отдавали себе отчет, насколько все это опасно, — предположил Сансоне. — Может, участвовали в его ритуалах по недомыслию, полагая, что они безобидные. Как многие дети — из любопытства, сами знаете. Чтобы показать — они-де особенные, не такие, как все. Или чтобы поразить родителей. А ваших родителей это поразило?
— Они не понимали его, — проговорила она. — Они не знали…
