— Ну. Наверное, мне интересно, что будет после. После того, как мы это сделаем. Если бы мы это сделали.
Он повёл плечом. — Подождём, пока я снова стану твёрдым. Примем другую позу.
— Фокс.
— Ханна. Я не могу ответить на то, чего не знаю, — сказал он сквозь сжатые губы. — Что ты хочешь, чтобы я сказал? Хочу ли я трахнуть тебя? Да. О Боже, я, — его глаза ненадолго закрылись, руки рыбака сжались на руле, — я хочу тебя под собой так сильно, что не могу лечь в постель, не чувствуя тебя рядом. У меня даже никогда не было тебя, а твоё тело преследует меня.
Это выбило дыхание из её лёгких, оставив её обессиленной. Слава Богу, он продолжал, потому что у неё не было ни малейшего шанса заговорить, когда это заявление повисло в воздухе. “Твоё тело преследует меня.”
— Послушай, — его грудь тяжело вздымалась и опускалась, — будет лучше, если мы этого не сделаем. Ты не поверишь, как мне больно это говорить. Но тот факт, что ты уже спрашиваешь меня, что будет потом, говорит о том, что это плохая идея. Потому что потом, Веснушка, я обычно вызываю такси и уезжаю к чертям собачьим.
— Почему?
— Наверное… чтобы я мог признать тот факт, что это просто секс… до того, как это сделают они. Хорошо? — сказал он в порыве. — Я лучше уйду, чтобы больше никогда не видеть это выражение на чьём-либо лице. Похоже на: Ух ты, как мило. Красавчик подумал, что это нечто большее, чем просто быстрый перепихон. Владеть собой проще, чем получать доказательства того, что меня использовали. Никто не может заставить меня чувствовать себя дерьмово. И не только женщины заставляют меня чувствовать себя посмешищем. Это…
— Продолжай говорить, — сказала она, заставляя себя принять это тяжёлое признание, чтобы он мог выплеснуть всё это. — Кто ещё заставляет тебя так себя чувствовать?
Ему потребовалось мгновение, чтобы продолжить, его взгляд был устремлён прямо на дорогу. — Когда я получаю сообщение или телефонный звонок в присутствии команды, если я намекаю, что меня может не заинтересовать какая-то пустая связь, которую мне подбрасывают, они относятся ко мне так, будто со мной что-то не так. И так было всегда. Мужское давление, чтобы соответствовать этим ожиданиям — и я даже не знаю, когда, черт возьми, это было установлено.
Её глаза горели. Это не было нормально. Ничего из этого не было нормально. Но она хотела, должна была знать название каждой уродливой правды, плавающей внутри него. — Каждый раз, когда кто-то делает предположения о том, что ты чувствуешь или хочешь, это неправильно. Ты сам устанавливаешь для себя свои ожидания, и нет ничего… менее мужественного в том, чтобы сказать "нет", если это то, что они на тебя возлагают. Боже. Конечно, нет.
Его горло работало долго и упорно. Так долго, что она не была уверена, что он ответит. — Если бы я встретил тебя в колледже, Ханна, я мог бы оправдать то дерьмо, которое делал до этого. Списал бы это на дикие приключения или что-то в этом роде и стал бы твоим мужчиной. Во всех отношениях. Но сейчас я занимаюсь этим так чертовски долго. Я… перечеркнул все шансы на чистый лист. Я стал тем, кем люди хотели меня видеть. Я заработал свою репутацию, и как бы хороша ты ни была, как бы мила и чертовски замечательна ты ни была, Ханна, я не хочу быть тем, в чём ты потерпишь неудачу. Или выбором, в котором ты сомневаешься. — Он выругался себе под нос, провёл беспокойными пальцами по шее. — Я больше не буду тебя целовать. Я не должен был делать этого сегодня. Я знаю, что лучше. Если бы нас не прервали…
Когда он поставил машину на стоянку, она поняла, что они уже возле его дома, а над дорогой то появлялись, то исчезали белёсые хлопья океана.
Тишина, как нож, опустилась в машину, и её не заполняло ничего, кроме ударов волн о камни и их учащённого дыхания.
— Даже если бы нас не прервали сегодня вечером, мы бы всё равно продолжали этот разговор, — сказала Ханна.
Он уже качал головой. — Почему? Что ты хочешь получить от этой маленькой беседы? — Его рот искривился, и она увидела в его лице что-то такое, чего никогда не видела раньше. Что-то, чему она не могла дать название. — В любом случае, теперь ты явно зацепила директора. — Его глотательный звук был достаточно громким, чтобы заглушить волны. — Может быть… может быть, тебе стоит сосредоточиться на этом. На нём.
— Я отказала ему, — сказала Ханна. — Когда он спросил, можем ли мы сходить куда-нибудь, когда вернёмся в Лос-Анджелес, я сказала "нет".
Было очевидно, как сильно он старался скрыть своё облегчение, но она видела это. Она видела, как оно пронеслось сквозь него, как сирена, как напряжение исчезло из его мышц, глаз, челюсти. И она знала, что та неназванная эмоция, которую она видела раньше, была ревностью. — Ну, — сказал он жёстко, после того как прошло несколько секунд. — Может быть, тебе не стоило этого делать. Секс — это единственное удовлетворение, которое ты можешь получить от меня.
— Нет. Это не так. — Её голос дрожал. — Я получаю удовлетворение от того, что держу тебя за руку. Слышу, как ты поешь. Являясь твоим другом…
— Являясь моим другом? — Он насмехался. — Тогда хорошо, что мы не собираемся трахаться, потому что после этого ты будешь для меня просто очередным перепихоном.
Ханна отшатнулась, словно ей дали пощёчину, шок и боль пробили дыру в её горле. Вслепую она дотянулась до ручки двери со стороны пассажира и потянула, выбрасываясь из машины. Игнорируя его панический зов по имени, она поднялась по наружной лестнице, ведущей в его квартиру на втором этаже, по двое за раз, ускоряя шаг, когда услышала его шаги позади себя.
Она подошла к его двери, её руки дрожали, когда она пыталась найти в кармане ключ от квартиры. Она нашла его, но не успела вставить в замок, потому что Фокс оказался позади неё, крепко обхватил её руками и прижал к своей груди. Сильно. — Я не хотел этого, — сказал он ей в волосы, прижавшись губами к макушке её головы. — Пожалуйста, Веснушка. Ты должна знать, что я не это имел в виду.
В тот момент Ханна поняла, что может убежать от потенциальной боли, которая может возникнуть в результате борьбы за Фокса. Или она может стоять на своём. Отказаться отступать.
Что же выбрать?
Бороться. Как главная героиня.
Он того стоил.
Даже если отношения между ними были невозможны или не получались, она не собиралась позволять отвратительным убеждениям внутри него гноиться вечно. Она отказывалась.
Не было ярлыка для того, чем они были друг для друга. Друзья, которые сгорали от желания переспать, не передавали всей серьёзности того, что существовало между ними, ожидая, когда их раскопают. Но она знала, что дело не в том, чтобы вылечить его или стать лучшей героиней второго плана. Она не впадала в шаблон. Оказывать поддержку, как она делала много раз в прошлом, было легко. Так просто. Как и быть на периферии и не принимать активного участия в повествовании. Но на этот раз последствия её действий в этой истории могли определить её будущее. Не друга и не сестры.
