Ему потребовалось мгновение, чтобы заговорить. Чтобы сформулировать ответ. Потому что что он мог сказать на это? Он признался ей в правде в Саду Звуков.
“Я без ума от тебя. Если на конвенции это не стало очевидным, я думал, что альбом Fleetwood Mac сделает это. Я так без ума от тебя, Ханна.
Правда… правда без ума.”
Неужели она тоже вспомнила эти слова? Поэтому ли она подняла подбородок ещё выше и нанесла ещё один удар по его решимости? — Послушай, я не собираюсь с тобой спорить, Фокс. — Она передёрнула хрупким плечиком. — Ты прекращаешь то, во что это переросло, и это прекрасно. Это твоё право.
Он беспомощно и жалобно смотрел, как она смачивает губы.
Что произошло? Они просто уходят друг от друга?
Был ли он действительно достаточно силен, чтобы сделать это?
— Ты можешь сделать для меня последнюю вещь? — спросила она, слегка касаясь кончиками пальцев его губ.
— Да, — хрипло сказал он, его виски начали стучать. Ханна наклонила голову, и он с нетерпением запомнил изгиб её шеи.
— Я хочу прощальный поцелуй.
Глаза Фокса метнулись к глазам Ханны, вожделение охватило его, наряду с… паникой. Полной паникой. Он никак не мог поцеловать её и оставить всё как есть. Понимала ли она, как трудно это будет сделать? Насколько невозможно? Это была её игра? Её выражение лица было настолько невинным, что это казалось невозможным. Невозможно было и отказать ей в её просьбе. Отказать ей в чём-либо.
Он поцелует её здесь. На публике, где это было безопасно.
Правильно.
Как будто прикосновения к ней были безопасны, когда он был на грани разрушения. Разбиваясь на тысячи крошечных кусочков.
Фокс облизал губы и шагнул ближе к Ханне, его рука легла на её бедро, словно намагниченная. Его большой палец нащупал очень лёгкую форму, почти как… крошечный ремешок, и он посмотрел вниз, наблюдая, как его пальцы ощупывают его. — Что это за трусики?
— Я не понимаю, какое это имеет значение. Это просто поцелуй.
Это стринги. Я знаю, что это гребаные стринги.
Господи, она бы выглядела в них так сексуально.
— Верно. — Он выдохнул, пульс бился в основании его шеи. — Прощальный поцелуй.
— Именно так. — Она медленно посмотрела на него. — Для закрытия.
Закрытие.
Дело закрыто.
Это было то, что он решил. Это было то, что должно было произойти.
Когда-нибудь она поблагодарит его.
Её рот был таким мягким, губы чуть приоткрылись, ожидая, когда он накроет их своими. Один поцелуй. Без языка. Никаких дегустаций, иначе он погибнет, потому что ни у кого на планете нет её идеального вкуса, а ему нужно, чтобы воспоминания об этом угасли, а не усилились.
Хорошая попытка.
Память о ней никогда, никогда не исчезнет.
Фокс, очевидно саморазрушительный, всё равно опустил голову, отчаянно желая напоследок насладиться её ароматом.
За баром зазвенел колокольчик, Пайпер крикнула: — Последний звонок. Платите и валите отсюда, детишки.
Ханна вырвалась из его объятий, пожав плечами. — Ну и ладно.
Его мысли пытались наверстать упущенное, ширинка его джинсов стала бесконечно туже, чем была, когда он заходил в бар. — Подожди. Что?
Несмотря на покрасневший цвет лица, её тон был непринуждённым. — Не вовремя, я думаю.
— Ханна, — прорычал он, делая шаг в её пространство и оборачивая руки по бокам её платья. — Ты получишь поцелуй.
Она издала невнятный звук. — Я имею в виду, что мне всё равно нужно забрать свою сумку из твоей квартиры. Автобус отходит в семь утра.
Его голова поплыла, желудок заныл, проваливаясь сквозь половицы «Кросс и Дочери». Он знал, что автобус в конце концов отправится, но каким-то образом заблокировал эту информацию. Теперь его не остановить. Она уходила. Уезжала. Её решение зависело от него, и они оба знали, что он его принял.
Ты поступаешь правильно.
— Я также собираюсь переодеться из этого платья, — пробормотала она, наполовину про себя.
О, но он услышал это. И определённо представил, как она выходит из бирюзового материала в одних трусиках и туфлях на каблуках. Он представил себе его рот на её коже и, Боже, то совершенно идеальное чувство возвращения домой, которое дарит ему только Ханна.
Пайпер снова позвонила в колокольчик, и в баре вспыхнули огни.
— Думаю, нам лучше уйти, — сказала Ханна, проходя мимо него.
Беспокоясь, что он, возможно, идёт на верную гибель, Фокс был бессилен что-либо сделать, кроме как последовать за ней.
Глава 24
Сердце Ханны разрывалось.
Он сделал это. Он действительно это сделал.
Она, конечно, беспокоилась. Что Фокс вернётся из поездки, будучи обманутым своим лучшим другом, и будет напрягаться под давлением одновременных изменений в карьере и личной жизни. Но она верила в то, что он не сможет посмотреть ей в глаза и остановить то, что они строили вместе. И всё же он сделал это. Он действительно, действительно сделал это, и когда она поднималась по лестнице в его квартиру, её сердце стучало позади неё, разбитое и окровавленное.
Боже. Непослушный орган чуть не вырвался из её груди, когда он вошёл в «Кросс и Дочери», она была так рада его видеть.
Глупая. Такая наивная и глупая.
Бери свою сумку и уходи.
Просто уходи.
Его поцелуй только усугубил бы боль в десять раз. Она держала прощальный поцелуй в заднем кармане в качестве последнего средства, зная, что это сломит любую защиту, которую он выстроил за последние пять дней, но сейчас… сейчас она не хотела прибегать к последним средствам. Она хотела найти тёмное место, забраться в него и заплакать.
Часть её понимала, что это несправедливо. Если Фокс не хочет отношений, она должна уважать это, быть большой девочкой и желать ему добра. В конце концов, она знала о его закоренелом холостяцком статусе с самого начала. Это не было новостью. Но скажите это её сердцу.
Ханна отпёрла дверь и вошла внутрь, щелкая каблуками по квартире, Фокс медленно вошёл следом за ней. Запах его душа всё ещё витал в воздухе, и она вдохнула его, направляясь в спальню, где оставила свой чемодан собранным и готовым к отъезду, какое-то шестое чувство подсказывало ей, что подготовиться — это разумно. Однако она надеялась распаковать его завтра. Чтобы остаться в Вестпорте. Что он не позволит ей уехать, не разобравшись в их отношениях.
Как обычно, она включила розовую гималайскую солевую лампу, отказавшись от верхнего света, и залила тёмную комнату румяным светом. Подняв чемодан на кровать и расстегнув его, она достала пару хлопковых трусиков, джинсы и футболку с Джонни Кэшем. Положила наряд на кровать и пошла закрыть дверь гостевой комнаты, чтобы переодеться. Но остановилась, увидев, что в дверях стоит Фокс, очерченный розовым, и смотрит на неё, уперев предплечье в косяк, с измученным выражением лица.
