Не смотреть на него… Не смотреть, не смотреть, Майя, дура, не смотри!
… Глаза его, черные-черные, такие глубокие, что тону в них без остатка. Без разума.
А губы — властные и сухие. Жесткие.
Порабощают, с ума сводят.
Одновременно дрожу и горю, отвечаю и уворачиваюсь, текут слезы и бьется сердце дико в горле где-то.
Пропала я, совсем пропала.
Глупая Майка, беспомощная курица.
Так и будет он тебя таскать, так и будет делать с тобой все, что ему хочется.
А ты и возражать не сможешь…
Как возражать? Как?
Когда так сладко, так безумно? Так остро и горячо?
Когда больше всего на свете хочешь, чтоб не останавливался, не тормозил.
И, чтоб показать это, стонешь в его губы, цепляешься за крепкие плечи, виснешь на шее, жадно и торопливо отвечая на поцелуй.
И позволяя, позволяя делать с собой все, что только пожелает этот монгольский завоеватель…
Потому что нет ничего слаще его губ, нет ничего чудеснее его горячего шепота, нет ничего надежнее его рук.
… Прохлада покрывала под голой спиной дает краткое отрезвление. Исключительно на удивленный взгляд вокруг. Потому что понимания, каким образом вы только что были в лифте, неистово, безумно целуясь, а в следующее мгновение уже в его квартире, и твоя голая спина — прямое указание на то, что одежда тоже где-то в этом непонятном сокращении пространства потеряна.
Взгляд расфокусирован, сердце бьется в горле, а потом и вовсе замирает.
Потому что твой Большой Босс стоит перед тобой, уперев одно колено в кровать, и медленно стягивая через голову рубашку…
И вид его голой груди, постепенно открывающийся твоему жадному взгляду — самое невероятное, самое желанное зрелище на свете…
Нет ничего круче.
Нет ничего откровенней.
Нет ничего горячей.
Губы непроизвольно раскрываются, по привычке беззвучно, потому что еще не до конца приходит осознание, что можешь говорить. Можешь даже потребовать… Что-то.
Не можешь.
Ничего ты не можешь потребовать, глупая русалка, променявшая свой хвостик и свободу на возможность быть с тем, кого любишь.
Несмотря на то, что он — не любит.
Пусть.
И пусть утром ты очнешься, дурочка деревенская, придешь в себя… И все вернется на круги своя.
Он опять ничего не говорит, он снова ничего не обещает. Он просто берет. Просто пользуется тем, что ты не можешь устоять, что ты — слабая и глупая.
Он даже не думал о тебе, наверняка, все эти долгие месяцы.
Большой Босс, вечно занятой, вечно серьезный… Ему не до твоих глупостей.
Пожал плечами и продолжил жить дальше.
Спать с другими женщинами.
Забыл про тебя, идиотку смешную.
А тут… Тут просто увидел. Просто захотел. Вот и все.
Ты, главное, все это осознавай, Мая. Просто осознавай, когда будешь его целовать.
Когда будешь отдаваться ему.
Осознавай.
И тогда, быть может, утро будет не настолько мучительным….
Ночь перед Рождеством для Большого Босса
Я — атеист. Всегда им был, есть и останусь. И, тем не менее, наверно, есть в этом мире что-то… Нематериальное.
Коллективное бессознательное.
Например, в Европе традиционно в Сочельник ждут чудес.
А последние сто лет еще и масскультура это все сознательно подогревает. Самое сладкое время, самые волшебные праздники, все мечты сбываются и прочий бред.
Суть в том, что бред-то — это, конечно, бред, но вот то, что в течение многих лет в ночь на Рождество миллионы людей искренне верят: стоит загадать желание, и их жизнь изменится к лучшему… Это, черт, постепенно накапливается и, похоже, начинает работать.
По крайней мере, ничем, кроме этого, я не могу объяснить происходящее.
И даже не то, что на презентации нового приоритетного для холдинга проекта увидел Русалочку, хотя это удивительно, конечно, надо будет Роме выписать внеочередную премию, что ли. Идеально вышколил, девочка смотрелась на редкость достойно и круто.
Нет, чудо случилось потом.
Когда меня словно что-то толкнуло под локоть, развернуло в тот момент, когда русалочка выскользнула из зала. Когда рванул за ней, не думая, не размышляя вообще ни о чем.
Просто пошел, мягко обгоняя по параллельному коридору и ловя девчонку у лифтов.
А самое главное чудо — то, что она ответила на мой поцелуй в лифте. Главное, но, надеюсь, не последнее за этот вечер. И ночь.
Чудеса на Рождество… Надо же… Кто бы раньше сказал…
Я, честно говоря, планировал разговор.
Сначала.
Помнил выставленное мне условие, и твердо осознавал — сначала говорим, потом занимаемся любовью. Именно в такой последовательности. Можно, конечно, совместить, но не особо удобно…
Тем более, что разговор серьезный, назрел давно…
И на него непросто решиться. Особенно мужчине. Особенно с моим багажом.
Но я же, мать вашу, серьезный человек, деловой, отвечаю за свои слова и поступки… И здесь тоже. Пора бы.
За эти месяцы я сумел не просто пройти путь от бессознательной хрени «увидел, хочу, буду трахать, а потом посмотрим» до «моя девочка, моя женщина, нужна навсегда».
Нет, я сумел осознать происходящее. Обдумать. Оценить. И прийти к серьезному, взвешенному решению, с которого не намерен был соскакивать.
Тимурка, когда я все озвучил, только выразительно присвистнул и у виска покрутил пальцем. Правда, предусмотрительно отойдя на два метра в сторону.
Учится, засранец.
— Родителям когда скажешь?
— После.
— Ну смотри… А то батя-то…
— Поучи меня еще…
— Ну ладно… Ты это… Когда будешь говорить бате, видеосвязь вруби. И меня позови. Я это зрелище не хочу пропускать.
После этого он-таки предусмотрительно смылся подальше.
И почти не пострадал.
Короче говоря, я планировал решить вопрос кардинально.
Не сразу, конечно, постепенно. Просто все начать с самого начала, так, как положено у нормальных людей.
Разговор. Встречи. Выяснение ее желаний…
Понятное дело, что, в любом случае, собирался все делать так, как мне надо. Например, если б русалка на полном серьезе решила пойти в отказ, то я воспринял бы это, как руководство к действию.
