Уверенно открываю дверь приемной генерального, заталкиваю тележку. Сразу направляюсь в кабинет. Замечаю камеру и сразу создаю видимость уборки. Сначала натираю и без того блестящую поверхность дубового переговорного стола. Смахиваю пыль с рабочего стола, стараясь не нарушить на нем идеальный порядок.
А, Коршунов педант. Ручка к ручке, карандаш к карандашу. Даже записные листы ровной стопочкой сложены. Папки аккуратно лежат с краю.
Аккуратист хренов.
Избавившись от нескольких пылинок, я перемещаюсь к санузлу. Максимально близко к двери ставлю тележку. Мне нужно все сделать быстро, второго дубля не будет. А главное – Вера не должна проснуться.
Едва дыша, я снизу достаю переноску. Адреналин бушует в крови, сердце вот-вот выскочит из груди. Прижимаю ребенка к себе и отползаю назад. Медленно опускаю переноску на пол, прислушиваясь к Вере, я возвращаюсь обратно к тележке, беру тряпку и спрей для зеркал.
У меня получилось!
Эта радостная мысль сначала окрыляет, а потом опечаливает. Натирая до блеска зеркало, я поглядываю на племяшку.
Пытаюсь запомнить ее. Хочется, чтобы каждая черточка этого личика отпечаталась у меня в душе. Понимаю, воспоминания, как фотографии, со временем потускнеют, но я всегда буду помнить эту сладкую девчушку.
Слезы против воли наворачиваются на глаза. Я шмыгаю носом, поднимаю с пола переноску и ставлю ее на тумбочку. Грустно улыбаюсь, борясь с желанием дотронуться до пухленькой щечки.
Собираю волю в кулак, поправляю одежду на малышке. Подкладываю валики из полотенец с двух сторон. Безопасность так себе, но я рассчитываю, что Коршунов приедт в офис к восьми часам и сразу обнаружит ребенка.
Смотрю на часы и спешно ретируюсь. У меня совсем немного времени, чтобы слинять из кабинета Коршунова и затеряться в другом. Внутри все переворачивается от мысли, что я оставляю Верунчика. Надеюсь, ее папаша не полный кретин и примет на себя обязательства.
Грызя себя за то, что начинаю сомневаться в правильности своих поступков, выхожу из приемной генерального и захожу в соседней. Слышу шаги. Замираю, будто меня застают на месте преступления. Спешно закрываю дверь и прислоняюсь к ней спиной. Прикладываю руку к груди, под ладонью припадочно бьется от волнения сердце. Прислушиваюсь. Шаги стихают.
Коршунов?
Смотрю на время. Без пяти восемь. Заявилась птичка ранняя. Теперь я напряжена до предела, жду реакции генерального, когда он обнаружит «подарочек» у себя в кабинете.
Минуты как назло тянутся до невозможности долго. Я дергаюсь от каждого шороха, звука. Натираю по второму кругу стол для переговоров, пытаясь за дверью услышать шумиху, суету, но все тихо.
Неужели Коршунов еще не нашел Вернучика?
Я малышку накормила, если Богдан Аркадьевич не заглянет в санузел, Вера может дать о себе знать часа через два. По мне лучше она пусть сейчас подаст голос, чтобы я лично увидела, как будут развиваться события, а не гадать что да как.
Время идет, а до сих пор в коридоре тихо. Я заканчиваю убирать кабинет, выглядываю. Ни души. Выталкиваю тележку и замечаю, что дверь приемной приоткрыта. Когда прохожу мимо, замедляю шаг и разочарованно вздыхаю.
Оказывается, это не Коршунов пришел, а секретарша. Досадливо прикусываю губу, качаю головой. По моим наблюдениям за бизнес-центром генеральный всегда приезжал на работу к восьми. Сегодня явно что-то изменилось в расписании. Это плохо. Веру надолго нельзя оставлять без присмотра.
Погруженная в невеселые думы, я не сразу замечаю, как мне навстречу идет мужчина, а когда понимаю, кто он, на меня нападает ступор. Коршунов. Впервые я вижу его так близко.
Коршунов, пройдя мимо меня, словно я стенка или предмет мебели, скрывается в своей приемной. Вместо того, чтобы идти выполнять свою работу, я мысленно голосую за то, что мне следует тоже вернуться к кабинету генерального. Согласиться с собой одно, а вот привести принятое решение в действие – другое.
Пока я маюсь, набираясь храбрости, мимо меня бегом несется тучный мужчина. Судя по его встревоженному лицу, мне тоже следует бежать за ним следом. Что я в принципе и делаю: оставляю посредине коридора тележку и бегу в приемную. Если меня спросят, почему оставила работу и побежала туда, куда не звали, придумаю причину на ходу.
В приемной никого нет. Ни секретарши, ни тучного мужчины. Прячусь за самым ближним шкафом, который находится возле двери. Если кто-то внезапно выйдет, меня не заметят. Маскировка хромает, но лучше так, чем никак. Я прислушиваюсь к разговору.
– А это что? – удивленно спрашивает мужчина, за которым я помчалась.
– Вот я хочу и узнать, что ЭТО! Выясни, откуда в офисе появился ребенок, кто его принес и приведи этого человека ко мне!
Голос Коршунова. Судя по тону, он явно не рад сюрпризу, который его ждал в туалете. Я прислушиваюсь к разговору.
– Слушаюсь!
Я задерживаю дыхание, втягиваю живот и закрываю глаза. Только по шевелению воздуха понимаю, что из кабинета вышли и меня не увидели. Тишину в кабинете нарушает хныканье Веры, которое переходит в жалкий плач. Малышка проснулась и, наверное, хочет есть или испугалась. Мне хватает выдержки не рыпнуться с места.
– Богдан Аркадьевич, что делать? – беспомощно спрашивает секретарша.
У нее детей нет? Удивительно, как это еще Коршунов не осеменил свою сотрудницу. На работе самая благодатная почва крутить интрижки и беспалевно изменять.
Вера кричит, а взрослые ни черта ничего не делают, чтобы ее успокоить. Через минуту слышу непонятный звук. Чем-то шуршат. Может догадались заглянуть в сумку? Я приготовила термос и бутылку со смесью. Судя по тому, как неожиданно смолкает Верунчик, новоиспеченный папаша додумался накормить дочь.
Мне опять приходится втянуть живот, закрыть глаза и перестать дышать. Кто-то возвращается в приемную и спешно заходит в кабинет.
– Богдан Аркадьевич, к сожалению, по камерам не удалось понять, откуда в офисе ребенок. Никто из сотрудников с младенцем не приходил.
А это голос того тучного мужчины. Если он говорит о камерах, значит относится к службе безопасности. Если меня не засекли, значит я прирожденный шпион. Можно и в ФБР подать заявку, вдруг возьмут.
Мои идиотские размышления прерывает громкий голос Богдан Аркадьевича.
– Вызывайте полицию, пусть они разбираются.
Тон резкий, нетерпящий возражений, значит сотрудник безопасности сейчас побежит звонить полиции. Значит заварится каша. Так и хочется сказать, горшочек не вари. Выход один: мне нужно вмешаться.
– Нет! – выкрикиваю на ходу, прячась за спиной тучного мужчины.
Даже храбрецам нужна секунда, чтобы набраться храбрости. Вздох-выдох, я выхожу вперед и смотрю прямо в глаза Коршунову. Он окидывает меня равнодушным взглядом с ног до головы. Я чувствую себя навозным жуком, который попался под ноги этому высокомерному мерзавцу.
