– Живот. От боли её аж всю перекрутило. Она места себе не находит.
– Так-так… – в задумчивости произнёс Скотт Лишер. – Боль в животе… рвота… в общем, ничего страшного.
– Что? – удивился Уолтер.
– Спешу вас успокоить, с вашей Викторией полный порядок.
– Но ведь…
– Да-да, я понимаю, звучит странно, но такое частенько случается с теми, кто впервые попадает на остров. Это от перемены еды и воды.
– Вы уверены? Вы ведь её даже не видели.
– Абсолютно уверен. Это далеко не первый случай в моей практике. Я, конечно же, навещу вас сегодня вечером, но будьте спокойны, её жизни совершенно ничто не угрожает.
– И всё же, быть может, вы посмотрите её сейчас?
– Простите, но не получится. Вечером… вечером… – Врач заглянул детективу в лицо и по-приятельски похлопал его по плечу. – А вы сами как себя чувствуете?
– Хорошо… – Уолтер прислушался к себе, к своему дыханию, мыслям и стуку сердца и повторил: – Да, хорошо.
– Это не может не радовать. Вы, кстати, ознакомились с книгой Вивехзды?
– Частично.
– И как вам?
– Не знаю… Довольно странная книга.
– Если воспринимать её буквально, то да, странная и местами даже жуткая.
– Точно.
– Но нужно понимать, что за всеми изречениями Вивехзды скрыто нечто большее, чем может показаться на первый взгляд. Право слово, это сложно объяснить… но вот прочитай вы эту книгу, к примеру, хотя бы пять раз – и на многие вещи, изложенные в ней, взглянули бы под совершенно иным углом.
– Возможно, – кивнул детектив, не желая спорить. Все его мысли сейчас были заняты Викторией.
– А теперь давайте не будем терять времени и, дабы успокоить вашу душу и совесть, исполним то, для чего вы сюда, собственно, и пришли. Как выглядит этот ваш Итан Хоули?
– Признаться, даже не знаю, – раздосадованно ответил Уолтер.
– Гм… Как же вы в таком случае собирались его опознать?
– Я ведь не за ним сюда плыл, а за Анной.
– Да-да, я помню. Ладно, давайте всё равно пройдём по коридору и осмотрим пациентов. – Скотт Лишер распахнул боковую дверь. – Срежем путь, так будет ближе.
Они вошли в помещение, заставленное стеллажами с разным медицинским оборудованием. Проходя мимо операционного стола, детектив заметил ещё живую собаку со вспоротой брюшиной и замер.
– А-а-а… вы только не пугайтесь, – произнёс врач. – Перед вами жертва, принесённая во славу науки. К тому же, спешу вас заверить, ей ни капельки не больно.
– Она же живая! – как будто не веря своим глазам, с удивлением констатировал Уолтер. Животное, высунув язык, тяжело дышало и иногда поворачивало морду и смотрело на детектива.
– Совершенно верно, рад, что вы обратили на это внимание… Хотя тут и слепой не смог бы не заметить данного факта. – Скотт Лишер подошёл к собаке и погладил её по голове.
– И вы говорите, что ей не больно?
– Право слово, так и есть. Сами поглядите. – Тут врач взял в руки ланцет и, склонившись над псиной, произвёл иссечение передней стенки живота.
– Что вы делаете?
– Позвольте мне сперва закончить.
Собака же, никоим образом не отреагировавшая на пытку, продолжала преспокойно лежать на столе.
«Умеют ли животные молиться? – отчего-то подумалось детективу в тот миг. – И как она только это терпит?»
– Видите? – воскликнул врач в каком-то безумном порыве. – Она совсем ничего не чувствует.
– Но зачем же так издеваться над живым созданием?
– Вы что же… полагаете, что я всё это для собственного удовольствия? Я ведь вам не какой-нибудь бездушный живодёр. Я – служитель науки, а в науке ничто не делается просто так.
Уолтер посмотрел на собеседника, затем перевёл взгляд на жертву.
– Знайте же, – продолжал Скотт Лишер, приняв позу декламатора. – Вы сейчас находитесь рядом с тем, кто сумел взять под свой контроль чужое сознание. Ведь это я дал ей команду, чтобы она раз и навсегда позабыла о существовании собственного тела. Именно потому ей нипочём любая пытка. – С этими словами он поместил на нос и на оба уха собаки три провода, после чего щёлкнул тумблером на пульте и пустил электричество.
Мышцы животного тут же начали дёргаться, а глаза открываться и закрываться сами по себе, но псина не издала ни звука.
– И как вам это удалось? – поинтересовался Уолтер.
– Что именно?
– Взять под контроль её сознание.
– Всё дело в том, что внутри неё… а впрочем, неважно… пока что это должно оставаться в тайне.
– А с человеком возможно повторить то же самое?
– Полагаю, что да. Здесь всё будет зависеть от силы воли подопытного и от его физиологического состояния, главным образом от… хотя… – Врач снова запнулся. – Когда моё открытие станет известно всему мировому сообществу, тогда-то я и смогу всё в подробностях рассказать. А теперь давайте пройдём дальше.
Оставив собаку, они вышли из кабинета и двинулись по длинному тёмному коридору, мимо палат с пациентами. Из-за некоторых дверей доносилось глухое бормотание, а из-за каких-то смех и завывания. Детектив заглядывал в каждое оконце, забранное решёткой, ни одного не пропуская. Его взору представали грустно существующие сами по себе люди, одинокие и совершенно опустошённые. Скотт Лишер не мешал Уолтеру.
– Да уж, – произнёс врач, шедший позади детектива. – Им не позавидуешь, но такова их судьба. Никто добровольно не выбирает себе болезнь, но болезнь сама находит нас. Право слово, на их месте мог оказаться каждый.
– Погодите, – вдруг остановился детектив. – Это же тот старик с парохода, который плыл сюда вместе с сыном.
– Да, он самый.
– Значит, сын всё же бросил отца?
– Да, но они, собственно, для этого и направлялись на остров. Хотя что я тут вам пытаюсь объяснить, вы ведь и сами с ним разговаривали… Он, очевидно, давно уже не в себе.
– Мне так не показалось, – признался Уолтер. Он по-прежнему стоял у двери, наблюдая через решётку за стариком, который сидел на полу и шевелил пальцами босых ног.
– Да бросьте… Он – совершенно безнадёжный случай, я это вам как врач говорю. Так что наша лечебница – самое подходящее для него место. Зайдите, спросите его о чём-нибудь, – тут Скотт Лишер отпер замок, – и сами во всём тут же убедитесь.
Детектив вошёл в палату и встал рядом со стариком. Тот не обратил на него никакого внимания. Он, как и прежде, сидел на полу и, склонив голову набок, смотрел в одну точку на стене. Судя по глупому выражению его лица, он не был способен уже ни на какую мало-мальски здравую мысль. Дыхание и созерцание – вот и всё, что отличало его в данный момент от булыжника.
