После этого опять уколы. Снова трудное нахождение артерии. Опять жуткая боль. Я рыдаю и корчусь в спазмах. Вся палатка в крови…
Очередная трудная ночь. Но потом всё-таки утро. Утро – оно всегда утро! С моих глаз снимают повязку, и я счастлив. Вновь думаю о том, как мало человеку надо для счастья. При этом совершенно не обязательно делать ему лучше: наоборот – надо сделать хуже. А потом вернуть на место! И человек будет абсолютно счастлив. Вы согласны?
Пожалуй, я согласен. В последующей жизни я много раз был счастлив в очень разных и порой не совсем приятных ситуациях. Но вспоминал крылатую фразу Мориса, и становилось легче.
– Когда мы достигли базового лагеря, подтянулись местные портеры. Они поочередно несли нас в плетёной корзине на своей спине и на носилках. Опускаю подробности перехода, который и дальше не был простым, и возвращаюсь к своим травмам. Когда мы дошли до тёплого солнца и травяных площадок, у Жака появилась возможность осмотреть раны более тщательно. Зрелище открылось ужасное: у меня стала гноиться нога, руки выглядели устрашающе. Сквозь бинты сочился гной с омерзительным тошнотворным запахом.
За эти дни я потерял двадцать килограммов веса. Лихорадило, температура тела постоянно держалась в районе сорока, мне абсолютно не хотелось есть, и товарищи силой впихивали в меня куски пищи…
Но спуск по сложному рельефу закончился: вокруг нас расстилались поля риса, маиса, банановые деревья. Стоит жара. Мы идём по долине, по хорошей тропе. И вскоре Жак приступает к следующему этапу «лечения», невозможному на высоте, в холоде и грязи. Однажды, когда мы с Луи расположились на зелёной лужайке и настроились на получение хотя бы маленьких удовольствий от травы, солнца и покоя, доктор появился со своим ящиком, одновременно чудодейственным и страшным.
Достав ножницы, он аккуратно срезал куски мертвой ткани с наших рук, и это не принесло особенной боли. Но, закончив операцию, менее болезненную по сравнению с уколами, Жак загадочно произнёс:
– А теперь давайте-ка посмотрим…
– На что?
– Лучше отвернись, тебе смотреть необязательно.
Я отворачиваюсь, а Жак производит действия с моими пальцами, сначала довольно осторожные. Но потом меня крючит от острой боли, и я вскрикиваю. Что ты делаешь?!
– Ничего страшного, только необходимое! Поздравляю! Первая и крайне важная ампутация прошла чрезвычайно успешно. Мизинец!
Жак протягивает мне отрезанный палец, а я тупо смотрю на него.
– Может, ты хочешь сохранить палец на память? Я могу «законсервировать» его!
Хранить чёрный, сгнивший мизинец? Вот сокровище! Нет уж, спасибо. Не вижу в этом никакого смысла.
В ходе последующего путешествия я ежедневно лишаюсь одной-двух фаланг на руках или ногах. Операции по-прежнему делаются без наркоза. Иногда Жак оперирует в бедном непальском жилище, иногда у обочины дороги; в неизбежной пыли, подчас рядом с рисовыми болотами, где сырость и пиявки; под дождём, под зонтиком, который держит носильщик.
На покрытые гноем повязки садятся тучи мух, в ранах появляются черви…
Максимум, о чём я мечтаю – хорошая больница с современной операционной, обезболивающими уколами, достаточным количеством медикаментов и бинтов, которые бы постоянно менялись. А главное, чтобы хватало ваты. За последнее время у нас осталось очень мало ваты, хотя Жак использует её очень экономно. Медицинский спирт кончился, и иглы приходится дезинфицировать в моём одеколоне…
Драматический пеший переход завершился, когда мы опять перебрались из Непала в Индию. Загрузились в поезд и поехали вновь в сторону непальской границы, такие уж здесь маршруты. Мы обязательно должны попасть в Катманду, где для нас готовят настоящий королевский приём.
В грязном и примитивном поезде Жак продолжает свои операции – режет прямо в купе. На остановке сопровождающие нас шерпы открывают дверь вагона и выметают находящийся на полу мусор вместе с обрезками наших конечностей. Возле вагона остаётся кучка пальцев разных размеров. Те индийцы, что оказываются поблизости, остолбенело смотрят на происходящее.
В Горакпуре прощаемся с шерпами. Кроме заработанных денег они получили щедрый бакшиш – дополнительное вознаграждение деньгами, а также личное снаряжение восходителей, представляющее для них большую ценность. И не только для них: даже для Европы это снаряжение в то время считалось ультрасовременным, мы же очень тщательно готовились к путешествию. Шерпы, конечно, довольны, что разделались с такой трудной экспедицией. Но на их лицах, как мне кажется, написана неподдельная печаль. Шерпы поочередно приходят прощаться со мной, складывают руки вместе, медленно кланяются, прикладываются лбом к моей одежде.
Наш багаж перебрасывается на вокзал, откуда поезд пойдёт через границу. Это очень смешной и единственный поезд из Индии в Непал. И железная дорога смешная: узкая колея с протяжённостью всего непальского полотна в несколько десятков километров. К тому же нам предстоит перемещаться на товарняке…
Глава II
Три года
Вспоминаю Володю-младшего и его мечту о Гималаях, Непале, Эвересте. Я по жизни замечал: если есть мечта, вот такая сильная мечта, вот спишь, а мечта снится; говоришь, о чём угодно, но разговор всё равно переходит на мечту – такая мечта сбывается! Многие скажут: а у меня была мечта и не сбылась… Думаю, что, скорее всего, это не мечта, а желание, может, и большое, но всё-таки желание. Ну, самое банальное: мечтаю, чтобы у меня появился воз денег! Это не мечта. Зачем тебе воз денег? Купил бы это, это и вот это? Нет, не мечта.
Один мой товарищ мечтал купить самолёт. Для чего ему собственный самолёт – думаете вы, и другие, и я вместе со всеми задаюсь тем же вопросом. А для него ответ очевиден: чтобы стать пилотом собственного самолёта. Сложностей с реализацией такой мечты сколько угодно! Однако человек мечтал, и купил по знакомству у «хороших людей» полуразваленный, б/у «кукурузник» Ан-2. Но мечта двигала дело вперёд: парень починил летательный аппарат, выправил документацию, снял в области ангар. И полетел!
А деньги нужны? Как же без них! И появлялись деньги у «лётчика», и все уходили на ремонт и обустройство самолёта, и ничего не оставалось на новую квартиру и поездки в тёплые края. Он квартиру и морской отдых тоже хотел, но не так остро, без мечты, с тусклым желаньицем. А мечтал о другом, и оно сбылось.
Я после своих странных встреч – ну, надеюсь, вы ещё не забыли: с Морисом, Тенцзином, Дипом, – сильнее и сильнее мечтал о Непале. Мои собеседники рассказывали о разном: один – о горах, другой – о буддизме, третий – о доблестных воинах-гурках. Истории производили завораживающий эффект, тянуло посмотреть, почувствовать, испытать…
Больше всего о Непале я думал, конечно, в горах, куда больше и больше вписывался. Про альплагерь «Узункол» помните? Про Юру – сочинителя песен, двух Володей, шаровую молнию. Но Юра, к сожалению, умер, а Володей я видел иногда, вот только совсем не в горах, а на альпинистских тусовках в Москве.
