И однажды произошло следующее. Вняв советам старшего товарища «бросить заниматься мутатой», я завязал с туризмом, заслуженными штормовкой и «абалаком», дошёл на кавказских стенах до первого разряда и уверенно двигался в сторону каэмэса (кандидата в мастера спорта) по альпинизму. На одной из встреч Володя-старший, услышав мой рассказ о кавказских восхождениях, воспринял это как само собой разумеющееся дело и приземлил мои подвиги в своей традиционной манере: «А ты чо, всё по Кавказу? Это ж пройденный этап! Пора Азию осваивать!» И поведал мне про альплагерь «Алай» на Памире, в Киргизии, который Володя сам открыл несколько лет назад и работал там начальником учебной части – начучем. Это главный человек в лагере, именно он организовывает, разрешает или запрещает все без исключения выходы на маршрут. И я приступил к освоению Азии.
А год какой случился на дворе? Э-э-э, в том-то и штука. Год будь здоров какой – 1989-й! Потом уже стало ясно, что это за год, а за ним два следующих, а дальше целиком «лихие девяностые», когда мы всем СССРовским коллективом летели в тартарары. Падал, рассыпаясь по дороге, союз нерушимый республик свободных – огромная и великая страна. Вместе со страной как государственным устройством будто разваливалось окружающее пространство: и природное, и рукотворное, и сами люди. Возможно, в столь глобальных обобщениях есть доля мистического, но я не мистик и о заоблачном говорить не стану. Но вот происходившее конкретно в альпинизме пришлось наблюдать воочию. В общем, был, состоял, участвовал.
Дело в том, что в советском альпинизме никакой самодеятельности не допускалось, контроль за восхождениями осуществлялся очень строгий. Соответственно, все сколько-нибудь трагические случаи на восхождениях тщательнейшим образом фиксировались, разбирались и заносились в статистические столбцы. Нет смысла в них копаться, но скажу одно: за многие предыдущие годы бывали, разумеется, у горовосходителей и травмы, и смерти, но весьма немногочисленные. В эти же три года люди посыпались гроздьями…
Собирались мы в «Алай» вшестером, что считалось лучшим вариантом: можно ходить тремя двойками, или двумя тройками, или чередоваться на маршруте. Но сложилось так, что половина участников по разным причинам «отвалилась», и мы прилетели в город Ош втроем. О, чудесный город Ош в Киргизии! Долгие годы спокойный, по-азиатски привлекательный и весёлый. Всё начиналось просто и весело – с базара. Который сначала завлекал, потом очаровывал – помидорами, лепёшками, арбузами, а в завершение… захватывал в плен и подвергал пыткам.
Такое описание относится к событиям конца 80-х годов прошлого века и, вероятно, выглядит загадочно для молодого, да и средних лет человека в разгаре века двадцать первого. О чём речь? Что тамошние экстремисты шалят? Нет! О помидорах, лепёшках и арбузах? Так помидоры, тепличные отечественные или даже грунтовые импортные, можно купить в любом российском магазине круглый год. Да и лепёшки – эка невидаль! Разве что арбузы… Ну да, в холодное время арбузов нет. Хотя почему? На рынке они лежат и зимой. Но так было далеко не всегда. В дефицитное советское время свежие огурчики с помидорчиками появлялись в магазинах только в начале лета, арбузы – ближе к осени; на рынках такая продукция появлялась, конечно, пораньше и поразнообразней.
Но и это не являлось поводом для «плена на базаре». Даже сегодня и даже летом фруктовое изобилие в ассортименте, заставляющем вас почувствовать приятное удивление, присутствует лишь в южных городах России, да избранных магазинах больших среднерусских городов. Удивление, но не восторг! А базар в Средней Азии вызывал именно восторг. Здесь вы могли увидеть – да и сегодня это, слава богу, никуда не делось – килограммовые яблоки; персики, которые едва умещаются в растопыренную ладонь, гроздья винограда любых размеров и цветовых оттенков, огромные – по десять, пятнадцать, двадцать килограммов дыни с одуряющим запахом.
На азиатском рынке в Оше я вспомнил роман Эмиля Золя «Чрево Парижа», где писатель на десятках страниц погружает нас в головокружительно-изобильную галерею съестных припасов. Я думал, что такое встречается только в книгах, но теперь столкнулся воочию. Даже известные и простые блюда смотрелись здесь по-другому. Например, что такое «шурпа»? Похлёбка из баранины и овощей, которую сейчас можно попробовать в многочисленных кафе… Не то шурпа на азиатском рынке. Густое и пахучее варево из казана готовится на твоих глазах и пахнет так, что заставляет твой рот мгновенно наполняться слюной. Съев чашку шурпы, ты понимаешь, что в ней одновременно находится первое, второе и третье, и больше в тебя ничего не влезет. Но тут взгляд замечает то самое яблоко. Или персик. Или добрый человек отрезает тебе в подарок гигантскую дольку дыни, которая еле умещается в руках.
Добила нас не дыня. Добил кумыс. Настоящий ядрёный кумыс – молоко киргизских кобылиц. Он висел и наливался из кожаных бурдюков с плавающим внутри жиром. Кумыс обладал «градусом» и ударял по мозгам…
Теперь слова про пытки, надеюсь, стали понятны без комментариев. Это были пытки животом. Следующей «станцией» нашего путешествия стал… туалет. Промежуток до очередной «станции» – куста или сортирной дырки – получался коротким. Быстрая «езда» с непредсказуемыми остановками на «станциях» продолжалась пару дней…
Но почему Ош, а не Душанбе, Ташкент или Алма-Ата, где базары не хуже? Потому что в Оше находилась альпинистская база, где предстояло затариться продуктами, бензином, палатками, снаряжением. Поскольку «Алай» – не лагерь в обычном понимании этого слова, а в общем-то «чистое поле», точнее, большая поляна в горах. Не то что магазинов – и селений-то поблизости не просматривалось! Поэтому мы загружали большие грузовики «Урал» всем необходимым и выдвигались в горы.
Приключения, сначала просто неприятные, подкрадывались незаметно и постепенно. Оправившись от умопомрачительных фруктов и «цапающего» за мозги хмельного кумыса, мы с облегчением вздохнули и неспешно, с толком и расстановкой, наполнили свой «Урал». Вечером, уже в сумерках, двинулись в путь: предстояло ехать ночь и к середине следующего дня добраться до нужной поляны. Сидели в кузове среди рюкзаков, мешков, коробок, пакетов и беспечно дремали. А по поводу чего переживать? Абсолютно никаких щекочущих нервы ситуаций в ближайшие дорожные сутки не предвиделось.
В попутном селении водитель остановил машину: мол, надо залить соляркой большую пустую бочку, которая стояла в кузове рядом с продуктами и снаряжением. Ну, раз надо, заливай. Сквозь дрёму мы услышали нехарактерное журчание и почувствовали острый нефтяной запах. Посветили фонариком и – бли-и-ин! – соляра заполнила бочку и перетекала через край. На водилу заорали чёрным матом все сидевшие в кузове, человек десять. А он отвечал: «Ща-ща, ребят, всё будет нормально». И правда стало на первый и не очень светлый взгляд нормально: солярка больше не лилась, под ногами не хлюпало, вещи не залило, и мы мало-помалу успокоились и опять провалились в сон.
Следующий день выдался хорошим, солнечным; «Урал» въехал в предгорья, где росли абрикосы. Не только абрикосы, но впечатлили именно они, поскольку плоды можно было, не спрашивая ни у кого разрешения, срывать и есть. Теперь фруктовым объеданием занимались без опаски, поскольку первая «туалетная» волна миновала.
