На одной из остановок мы даже искупались в аутентичном арыке, на другой – попили чаю из пиал и с лепешками в кишлачной чайхане. Потом повторно, уже в горной части маршрута, выпили чаю в юрте гостеприимного чабана, и так помаленьку добрались до искомого места. Разгрузили продукты, палатки, спальники и ничего особенного не заметили: шёл, правда, солярочный запах от брезента и, наверное, от какого-то рюкзака, но это можно как-то перетерпеть: через некоторое время запах на свежем воздухе должен выветриться.
Масштабы трагедии, самой безобидной по сравнению с будущими, стали ясны после первой готовки пищи. Соляркой пропахли все продукты; в непропитанном бензиновым запахом состоянии осталось только то, что находилось в жестяных консервных банках, и куриные яйца. Как же так? Элементарно, Ватсон! Стоял в кузове, например, холщовый мешок с сахаром. Солярка его немного, совсем чуть-чуть снизу подмочила, но дальше поползла по кристаллам сахара вверх, пока не пропитала весь мешок. Последующую смену мы пили чай и кофе либо несладкий, то есть без использования сахара, либо с сахаром и… нефтяными разводами. То же самое произошло с картошкой, крупами, хлебом.
Не лучше обстояло дело с одеждой и рюкзаками: провоняли насквозь. Мы пытались отмачивать вещи в ручье – благо погода стояла ясная, жаркая, и материя быстро высыхала. Но запах не исчезал.
Однако не зря великий психолог Федор Михалыч Достоевский констатировал, что «ко всему-то подлец-человек привыкает». И мы привыкли, и спали на нефтяных пятнах, и ели суп и кашу с нефтяным привкусом. И как лакомством наслаждались простой и не пахнущей ничем водой из протекающего мимо ручья.
Про Достоевского я вспомнил не случайно. Вскоре мы приступили к восхождениям, сначала попроще, а потом посложнее. Через неделю после заезда предстояло пройти серьёзный маршрут на пик имени упомянутого писателя – этот маршрут шёл в зачёт на каэмэсов. Одну нашу ущербную тройку вместо положенной двойки, четверки или шестерки на такое восхождение никто бы не выпустил, поэтому пришлось хлопотать. В итоге нам добавили трёх «чужих», таких же, как и мы, «недоукомплектованных» ребят из Новосибирска. В общем, вышли вшестером.
По ходу маршрута предстояло пройти фирновый, с наледями склон. Он очень длинный, наверное, метров семьсот-восемьсот, и довольно крутой, то есть присутствовал немалый риск поскользнуться и «поехать». Поэтому идём на «кошках»; для незнающих – это такие конструкции с зубьями для привязывания к ботинкам и хождения по льду. В дополнение к «кошкам» следовало пользоваться верёвками: на сложных участках положено связываться в двойки или тройки и страховать друг друга. Где покруче – последовательно: один винтит в лёд крюк, прикрепляет к нему карабин и пропускает через него страховочную верёвку, по которой движется напарник; потом аналогичную операцию производит поднявшийся наверх. Где поположе – одновременно: крюки не вворачиваются, а партнёры лишь придерживают на верёвке друг друга.
Но сибиряки – смелые и бойкие ребята, зачем им связываться? Сколько времени уйдёт! Склон, мол, несложный, быстро проскочим и без связок. Признаюсь, что в принципе и мы особо не возражали: если постоянно «вязаться», маршрут можно до ночи вообще не пройти, а заночевать на пятитысячной вершине или в холодном месте возле нее совершенно не хотелось.
Сознавая потенциальную опасность, каждый двигался самостоятельно и аккуратно, но одного из новосибирцев такое «ползание» не устроило: он то обгонял (это по фирну-льду!) группу, то возвращался, молодецки наблюдая наше «черепашье», по его словам, перемещение. И вот видим тревожную, но пока не опасную сцену: парень поскользнулся, сел на задницу, поднялся – уф, слава богу! Но он опять заскользил и упал уже на спину. Перевернулся на живот, пытаясь зарубиться ледорубом, да неудачно, и поехал вниз. Набирая скорость, пролетел мимо нас, совсем близко, можно было дотянуться рукой. Но как ты его ухватишь? Скорость уже такая, что со стопроцентной гарантией тоже покатишься вниз.
Всё больше разгоняясь, цепляясь по пути за камни, теряя рюкзак, ледоруб, перчатки, шапку, летел сибиряк вниз метров пятьсот, а где и как остановился, мы и не видели. Вся наша пятёрка, пренебрегая правилами безопасности, бросилась по склону вниз, стараясь двигаться максимально быстро. На попадавшихся по пути и вмёрзших в лед камнях виднелись следы крови. Разговаривать друг с другом было некогда и не о чем, а в мозгу вертелось: «приплыл» новосибирец, убился о камни или улетел в трещину…
Но нет – вот он! Лежит, в крови, в раздербаненной одежде, но дышит и даже находится в сознании. Подхватились снести парня в более пологое место и там подготовить к транспортировке в лагерь. А он заорал, да как! Переноска оказалась невозможной: любое прикосновение причиняло боль, сибиряк заходился в крике и судорогах. Пока ломали голову над ситуацией, солнышко начало припекать, и по склону пошли камни – находиться здесь стало проблемно. Потихоньку, максимально осторожно оттаскиваем пацана с открытой части склона. С трудом протаскиваем раненого метров на двадцать в сторону от камнепада: и нести неудобно, и парню сильно некомфортно – может запросто умереть от болевого шока.
От места, где мы расположились, до лагеря, вниз, без поклажи и быстрым темпом добираться часа два. Определили и послали «гонца» за подмогой, а сами пытаемся обустроить пацана как-то поудобнее, напоить чаем. А он в полубессознательном состоянии, стонет только. Пять часов «куковали». А раненый то придёт в сознание и начнет бормотать, то отключится; не понять, что из этого лучше, – только бы не умер!
Через пять с лишним часов прибежали человек тридцать «спасов» со специальными носилками – «акьями». Вкололи пострадавшему обезболивающего, понесли в лагерь. Оказавшиеся в отряде медики поставили диагноз предварительный и очевидный: сотрясение мозга, множественные ушибы и сложные переломы. Отправили парня на родину в Сибирь, а что уж там дальше происходило – не знаю…
В альплагерях существовал железный порядок, в соответствии с которым подобные случаи без внимания, мягко говоря, не оставались. Вот и сейчас назначили комиссию, затеяли «разбор полётов». Случившееся характеризовали ожидаемо: мы не придали значения сложному рельефу, пренебрегли безопасностью, проявили халатность и так далее. И вынесли решение: всю группу за нарушение правил восхождения дисквалифицировать и к восхождениям высокой категории не допускать до конца сезона. Ну это уж извините! Ходить на «новичковые» вершины – только позориться…
И вернулись мы в Ош. Не повезло, да? Нет, повезло! Здесь опять юмор, правда, не юморок, как в случае с фруктовым перееданием или даже с пролитой соляркой, а реальный чёрный юмор. Который заключается в том, что мы не оказались в Оше годом позже. В разгар следующего летнего сезона, в 90-м, в городе происходила резня: в борьбе за «справедливость» местные узбеки убивали киргизов, и наоборот, а заодно и других, что попадались под руку. Число жертв, по разным данным, доходило до десяти тысяч человек…
Стоп! А где же Непал?! Где гималайские вершины? Где священные огни? Где трудолюбивые шерпы? С этим придётся подождать. Русские народные сказки оставили нам традицию троекратного повторения желаемого. И я уже сказал про три года. Но пока впереди маячил только второй из трех, 90-й, – один из триады «разваливающихся».
