В Катманду прилетели одни «старики». В свои тридцать с большим хвостиком лет и пятнадцатилетним альпинистским стажем я чувствовал себя новичком в звёздной команде восходителей. С её лидером, Володей-младшим, читатель уже знаком. После шаровой молнии прошло двенадцать лет. На счету Володи теперь столько же восхождений на памирские семитысячники. И вот наконец Непал, что был его мечтой все эти годы. Тогда талантливый и амбициозный мастер спорта попал в неприятную переделку с природным катаклизмом, а в результате «пролетел» мимо первой советской гималайской экспедиции. Теперь Володино время подоспело: впереди его первый восьмитысячник – Аннапурна.
А я? Куда полез? Чтобы проскочить на удачу? Хм… Жизнь в альпинизме справедливая, она всё расставляет по своим заслуженным местам. Наверное, правильно расставит и сейчас. Но пока всё идёт как идёт, и мы просто прибыли в славный город Катманду.
В международном аэропорту короля Трибхувана нашу группу встречают не дети гималайских вершин, а такие же славяне – русские ребята-вертолётчики, давно завоевавшие высокий профессиональный авторитет в далёкой азиатской стране. Решительно отмахиваясь от носильщиков и таксистов, сажают в свои машины и везут в центральный район непальской столицы Тамел, в «незвёздную» гостиницу «Шерпа гест хаус». Это не означает сарай и левизну: в Непале даже существует «Non star hotel association» – Ассоциация незвёздных отелей, поддерживающих, несмотря на отсутствие «звёзд», свои минимальные стандарты комфорта.
В «Шерпе» русских-советских видели не впервые, неплохо понимали и даже коряво произносили слова «спасибо», «завтра», «давай-давай», «чёрный хлеб». Мы устраиваемся «по блату», на правах постоянных посетителей: в то время как иной европеец или американец платит за место в весьма сносном номере пять долларов в день, с нас берут всего три. Что значит «сносный номер»? Здесь чисто, есть кровати с бельём, тумбочки и шкаф, туалет с душем за занавеской. Скромно? Конечно, скромно, но альпинист едет в горы не за комфортом и всё сопоставляет с будущим пространством палатки на маршруте. Номер в десять квадратов на двоих? Так это ж люкс! Мы бы здесь и вдесятером разместились. А что, спальники на пол, примус в центр… Вот так мы рассуждали, полушутливо-полусерьёзно.
Покидав мешки, вышли на прогулку. Если кто не бывал в больших азиатских городах – например, Дели или Бангкоке, ему трудно представить происходящее на улице. Сначала поражает ощущение полной дезорганизации везде и во всём. Машины на узких улочках едут в обе стороны и умудряются не биться, а виртуозно разъезжаться. Здесь же пешеходы, нищие, торговцы-попрошайки с тележками или коробами. Букет запахов, от помоечных до парфюмерных, грязно и мусорно. Из многих домов торчат вверх металлические прутья. Что это? Да ничего особенного: задумал человек построить дом в три этажа, но денег и сил пока хватило на два. Может, достроит как-нибудь потом, а возможно, и никогда. Но беспорядок только видимый – существуют внутренние законы гармоничного существования; другое дело, что нам они неведомы.
Мне пока в диковинку обходиться без названий улиц, ездить на велорикше, испытывать регулярные отключения электричества. Эти перебои интересны тем, что демонстрируют уровень классового расслоения жителей непальской столицы, что особенно ярко видно в магазинчиках уличных торговцев, да и в тех же гостиницах. Когда «казённый» свет гаснет, тот, кто победнее, зажигает простые свечи. Люди чуть богаче используют керосиновые лампы корейского производства с хитрым абажурчиком: металлическая сетка накаляется и выдаёт неплохое свечение. А наиболее состоятельные просто нажимают другую кнопку, то есть включают бензиновый дизель-генератор, а в гостинице резервную аккумуляторную батарею, после чего потухшие электрические лампочки опять загораются.
В городском сумраке к тебе подходят местные дистрибьютеры запрещённого, но популярного и доступного в Непале зелья и вкрадчиво предлагают:
– Гашиш, марихуана?
Воспитанный на «стакане» и не приученный к таким «яствам» русский путешественник грубовато реагирует:
– Иди ты в пень!
На что торговец, видимо, не успевший познать русский нецензурный язык, продолжает доверительный диалог:
– No, no, good quality, sir! Be sure…
Тамел – центр Катманду, относительно прибранная территория, но город в целом предстаёт неопрятным и загазованным, за пределами центра так просто стоит смог. Многие люди страдают болезнями лёгких и ходят в респираторах.
Прежде чем выезжать в район восхождения, нужно уладить ряд формальностей: добиться приёма у чиновников, заплатить деньги за право восхождения, получить требуемые разрешения. Бюрократический процесс движется неспешно, а мы параллельно закупаем продукты, снаряжение, знакомимся с достопримечательностями и предаемся чревоугодию. А вот с этим здесь как раз хорошо, во всяком случае набор кушаний сильно отличается от российских и европейских.
На вопрос, что бы такое попробовать из национальных блюд, опытные ребята рекомендуют «шизлинг чикен». Из чего оно? Из курицы! И всего-то? Ну ладно, попробуем. Официант, берём! Спустя минут тридцать после заказа он бежит со сковородкой на деревянном подносе, где как-то особенно громко шипит, трещит, брызгается жареный цыплёнок и откуда валит густой пар. Здорово, не зря заказали, и правда «шизлинг»! Как такое получается? Секрет раскрывать не хотят, но мы настойчиво допытываемся и узнаём: в момент готовности цыплёнка на раскалённый металл плещут немного водички, и получается «чудесное» шипение.
Ещё одно «секретное» блюдо – «гавайя стейк». Вместо курицы теперь кусок говяжьего мяса, а вместо воды ром или спирт: поливают готовую порцию, поджигают – и перед вами аппетитный стейк в огоньках синего пламени. Особенности вкуса названных блюд, хоть убейте, не запоминаются, зато возникают яркие впечатления.
А если говорить про «фрэш»… В наших городах свежевыжатый сок считается дорогим изыском, а здесь такой напиток – обычное дело: манго, папайю, ананас, гранат, апельсин или мандарин вам выжмут с помощью ручного пресса хоть посреди улицы и по умеренной цене.
Из достопримечательностей больше всего поразил индуистский храм Пашупатина на берегу священной реки Багмати, где сжигают тела мёртвых. Процессия с покойником, укутанным в яркие одежды, неспешно подходит к месту кремации, и начинается прощальный обряд. Причитают женщины: сначала все вместе, сидя на земле, а затем поочередно кидаясь к усопшему и демонстрируя свою скорбь. Потом ходят вокруг тела и посыпают его рисом.
Последним с покойником прощается сын. Он омывает лицо и руки в мелкой и мутной реке, приближается к поленнице толстых дров, на которых возлежит тело, берёт факел и подносит его к соломе – её наваливают на дрова, чтобы они быстрее разгорались. Для нас непривычно, что сынок поджигает собственного папашу, но таков ритуал. Занимается пламя, а люди срывают с покойного разноцветные накидки и бросают их в Багмати. Вот уже тело объято огнём. Нога или рука, изгибаясь и отрываясь от перегоревших сухожилий, падает вниз. Бритый под ноль и голый по пояс монах подбирает конечность и опять кидает в костёр…
