– Вы действительно сказали после восхождения «OK, we knocked it!»? Наши переводчики преподнесли ваши слова так…
Эд, первоначальное выражение лица которого ясно выдавало нежелание общаться, выразил удивление, потом вдруг громко захохотал и сказал сквозь смех:
– Нет!!! Это ваши советские переводчики написали «это». И сами себя «нокаутировали». Я сказал по-другому. Я сказал «Well, we knocked the bastard off!»
– Браво, сэр! – отреагировал «русский журналист», полагая, что понравился герою альпинизма. – А могли бы мы поговорить подробнее?
– Сейчас, к сожалению, нет. А дальше… Вы знаете, через три дня я буду в Кумджунге. Это недалеко от Катманду, и туда легко добраться. Там мы сможем спокойно поговорить. Я вижу, вы серьёзно интересуетесь и хорошо подготовлены к беседе. Надеюсь, вы знаете, где находится Кумджунг.
Оставалось заверить сэра Эда, что я в курсе про Кумджунг. О нём знает каждый, кто путешествовал по самому популярному в Непале маршруту – к базовому лагерю Эвереста. Тридцать минут полёта из Катманду; затем двух- или трёхдневный, в зависимости от подготовки, переход, и вы будете на месте.
Попрощавшись с Эдом и выпив с друзьями – а выпить было что, хоть непальского рома, хоть британского вискаря, – я, заинтригованный, углубился в поиск собственных смыслов смягчённой СССРовским толмачом фразы восходителя. Поиграв значениями глагола «knock», я понял, что перевести это как «нокаутировать» – куда ни шло. Но далее следовало вовсе не «it», а «bastard», да ещё с «off». Выходило совсем не «его», а… В общем, по-нашему это звучало бы так: «Мы нокаутировали эту скотину!» Поскольку перевод – дело творческое, литературное, то подошло бы и более жёсткое: «Мы сделали эту сволочь!» или «Мы вырубили этого ублюдка!». Это ж повкуснее, а?..
Лечу в Луклу. Об этом полёте и вообще о переходе в базовый лагерь Эвереста, который в Непале называют EBC, расскажу позже, а сейчас продолжу про Эда. Тут такая любопытная штука. Вот оказались бы вы в Кумджунге – конечно, в то время, когда Эд был жив, – и захотели бы узнать, здесь ли он. Так спросите у любого непальца, и он определенно скажет «да» или «нет»! Хорошо: например, он здесь. А как увидеться? Да очень просто: альпинист, начиная с 60-х годов прошлого века, много чего «натворил» в селении: организовал строительство школьного комплекса, больницы и даже «выбил» электрическое освещение. Вот и сам он бродит среди «родных» построек, спускается в Номче-базар и возвращается обратно.
Я встретил Эда, длиннорукого и длинноногого, в характерной широкополой шляпе, тёмных очках и спортивной одежде прямо на переходе из Номче в Кумджунг. Внешне он меня, конечно, не запомнил, но как только я произнес фразу… Догадаетесь, какую? Верно, «Мы сделали эту сволочь!». Именно по ней он воспроизвёл в памяти нашу первую и короткую встречу. Вот что значит одна фраза, господа журналисты!
Мы шли по тропинке, останавливались, сидели, потом пили масала-чай в Кумджунге, и я расспрашивал. Предполагая, что обычный рассказ про восхождение 50-летней давности, да ещё в «высоком жанре», надоел Эду до чертиков, я всё же решил уточнить:
– Вам, наверное, скучно в который раз рассказывать о восхождении?
– Конечно, так! Что вы хотите, об этом столько написано. И мне нечего добавить…
– Да, сэр, вы правы. Поэтому хотел бы предложить вам иную тему – «Двое». И начну с вопроса: а где второй?
– Это про Тена? Что ж вы не знаете: он умер семь лет назад…
Смущённый, я попытался нейтрализовать свой неловкий заход. Очень неудобно: мог бы повнимательнее всмотреться в плакаты, коих в Катманду к знаменитой дате напечатали много. Что ж, надо «выползать» из конфуза:
– Сэр, я выразился фигурально. Хотел узнать, какое место в сознании людей Тен занимает на этих торжествах.
– Он занимает подобающее, достойное место: индийцы, непальцы, да и весь мир боготворят его.
– Тогда так: как вы чувствовали себя рядом с Теном в горах?..
Чтобы читателю стали понятны мои «подводки», напомню знающим и поведаю иным, кем были эти двое к моменту экспедиции Джона Ханта на Эверест в 1953 году.
Итак, 34-летний Эд. Потомок англичан, переселившихся в Новую Зеландию в XIX веке. Мать Эда – школьная учительница; отец – репортёр, редактор, мелкий бизнесмен-пчеловод. Эд – «книжный мальчик», проучившийся два года в Оклендском университете, на отделении естествознания и математики. А потом – штурман морского патрульного бомбардировщика «Каталина», участник боевых действий Второй мировой на Фиджи. Чуть не сгорел в повреждённом самолете и получил контузию…
Но когда война закончилась и наступил мир, Эд в буквальном смысле спустился с неба на землю и увлёкся альпинизмом. Тратил на него все свои и отцовские деньги, и старания оказались не напрасными: в экспедиции Ханта Эд был признанным восходителем-лидером, а в непальском социуме ещё и сагибом, или господином.
Теперь про 39-летнего Тена. Он был шерпа, родившийся в районе непальского Кхумбу и всегда живущий в высоких горах – будь то Непал, Тибет, Индия или Пакистан. Тен перепробовал себя кем угодно, и всё исключительно из-за денег: подённый рабочий, торговец, в войну – повар на британской военной базе. Где учился Тен? Нигде не учился. Он не мог даже читать и писать. Тен хорошо владел языками народностей региона, но по-английски говорил с трудом…
Что касается альпинизма, то шерпа прошёл традиционный путь своих соплеменников: сначала портер – носильщик; потом сирдар, или проводник, руководитель носильщиков. Здесь стоит сделать существенное добавление. Вы помните рассказ Мориса о случае, когда он предложил опытному сирдару идти вместе с собой на восхождение? И когда сирдар отказался, потому что шёл в горы не за славой, а за деньгами? Мотивом Тена, причём главным, тоже был заработок, но не только. С детства глядя на Эверест, он мечтал покорить его и прежде экспедиции Ханта подбирался к вершине несколько раз в составе других групп. Но мало сказать о мечте – Тен был амбициозен. Вместе с деньгами он хотел успеха, признания, славы…
Как уживаются вместе такие абсолютно непохожие люди, как Тен и Эд? Вот этой теме я и хотел посветить нашу беседу. Поначалу Эд по многолетней привычке рассуждал о высоких, заслуживающих уважения, но довольно понятных вещах: мужестве, братстве, выдержке, совместной победе. Однако постепенно разговор приобрёл более прозаический и доверительный оттенок.
– Как вообще получилось, что вы оказались в одной связке?
– Х-м, вопрос в точку. Это вышло совершенно случайно. Больше всего мне нравилось ходить в одной связке с Джорджем – моим другом и партнёром из Новой Зеландии. Я до сих пор верю в то, что если бы на финальном отрезке пути Джордж и я шли вместе, мы несомненно сделали бы вершину, потому что были очень хорошей двойкой. Но руководитель экспедиции решил, что так как мы оба умели грамотно ходить по снегу и льду, будет продуктивнее нас разделить и присоединить к другим восходителям. Я поразмыслил и решил, что самым лучшим и быстрым альпинистом, не считая меня, был Тен. Помню, однажды на небольшой высоте мы с ним устроили настоящие соревнования на скорость. Я оказался быстрее, но поразился его отличной физической подготовке. Дух соперничества тоже много значил для Тена: он хотел лидировать, при этом показал себя надёжным партнером по связке. К тому же в отличие от нас, «гостей», чувствовал себя на Эвересте как дома. Впрочем, это и был его дом.
