Забинтованный, с больной головой и температурой я зевал и морщился на привычные толпы митингующих-протестующих на улицах непальской столицы, то и дело принимая успокоительную дозу кукри-рома. И внезапно увидел Николая – ну, того, которого на Южной Аннапурне представлял под прозвищем Заслуженный. Он не удивился моему появлению и вообще был спокоен – я в принципе никогда не видел Николая взволнованным. Заслуженный повёл себя так, как будто мы расстались вчера, сказал «привет» и дежурно, без всякого перехода, спросил: «Привет! Что у тебя с головой?» Зная Заслуженного, я столь же дежурно, то есть понимая, что его в принципе не интересуют подробности моей драмы, ответил: «Да так, пустяки».
Настала моя очередь поинтересоваться, как дела. И мне-то было не всё равно, я ожидал услышать действительные подробности нынешнего появления Заслуженного в Катманду. И он выдал подробности. Восходитель произнёс фразу, которую я не только запомнил навсегда, но и вынес в заглавие этой части моего повествования: «Дела такие. Ты знаешь, старичок, вопрос закрыт…»
Теперь расскажу по порядку. Весной 2001-го в базовый лагерь Эвереста для восхождения на Лхоцзе пришли другие – российская команда из двенадцати человек под руководством Заслуженного. Уровень серьёзности намерений был максимально возможным: одиннадцать альпинистов имели предыдущий опыт восхождения на восьмитысячники.
Не знаю, уместна ли такая аналогия, но участники экспедиции собирались на неё так, как солдаты в бой, скорее всего последний. Некрещёные – а это половина команды – перед вылетом в Катманду покрестилась в церкви. Да, и вправду «наступает момент, когда каждый из нас у последней черты вспоминает о Боге…» В Москве восходителей благословил русский батюшка, в Непале – тибетский лама: кто ж знал, какие боги станут покровительствовать отважной дюжине…
Сначала боги дали отличную погоду, что совсем немало. Но даже к моменту нахождения в EBC экспедиция не получила разрешение правительства Непала на восхождение. Наконец – о, радость! – прямо в базовый лагерь прилетел «волшебник в голубом вертолёте». На глазах полутысячи изумлённых альпинистов со всего мира из Ми-8 выскочил замминистра туризма Непала и вручил россиянам разрешение номер один на штурм великой горы. Чиновнику было не жалко важной для восходителей, но не для него бумаги: в успех русских мало кто верил, так хоть деньги получить…
Первая часть маршрута к цели – общая, что на Эверест, что на Лхозце. Наши «толкались» с другими экспедициями, потом оторвались от них и пошли самостоятельно. Намеченный ранее штурмовой отрезок, когда приблизились к нему вплотную, оказался страшен даже для «гималайских тигров». Взвесив шансы, отказались от первоначального плана и решили подниматься на гребень уже изученной вершины Лхоцзе Главная, где погиб Володя, и оттуда искать подход.
А Владимир остался не только в виртуальной памяти: восходители вспомнили и повторили его «индонезийский опыт», разбив палатку пятого лагеря на высоте 8250 метров. Из-за внезапно испортившейся погоды ребята провели в этой палатке, менее чем в двух сотнях метров от вершины, тяжелейшие четверо суток, что спасло им жизнь и стало одним из абсолютных мировых рекордов, поставленных экспедицией. Только лучше б этого рекорда не было.
– Раньше наши все переболели трахеитом, когда кашель и голос пропадает, – вспоминает руководитель восхождения Виктор. – Один участник группы шёл на антибиотиках, другому стало так худо, что решил вернуться. На последнем отрезке у нас кончилась верёвка, а рядом с соседней вершины возвращались японцы. Ожидая своих шерпов, которые несли дополнительные верёвки, мы могли потерять время и погоду, поэтому купили у японской группы триста метров веревки за четыреста долларов, хотя им красная цена – сорок «зелёных». Сложилась интересная ситуация: мы, покупатели верёвок, думали о небесном, а продавцы – исключительно о земном. Вот какой любопытный бизнес встречается в горах!
Мы вышли на штурм в пять тридцать утра. Подъём по «склону» в пятьдесят-шестьдесят градусов иногда переходил просто в отвесную скалу. Там невозможно было работать в перчатках, вбивая, вворачивая крючья в твёрдый, как камень, лёд. И тогда Алексей, шедший первым, снял перчатки и работал на диком ветру «голышом». Чудо: он не обморозил рук, только «сбил» кончики пальцев.
К восьми часам утра на вершине Лхоцзе Средняя собралась первая русская четвёрка и взметнулся наш триколор. Над нами был огромный сугроб в несколько метров, подниматься по нему было крайне опасно – мог «съехать» в любой момент! Но наши сделали и это, чтобы ни одна сволочь не могла потом сказать, что русские на самую-самую маковку всё-таки не поднялись!..
Говорят, что когда меценат, финансово поддержавший экспедицию, увидел фото ребят сразу после спуска в штурмовой лагерь на Южном седле, а позже – видеосъёмку работы на маршруте, он сказал: «Знал бы раньше – не дал бы денег…»
В общем, в Катманду, вместо назначенных ранее торжеств восходителей встретил комендантский час. На улицы высыпало невиданное ранее количество полицейских, которые бились с демонстрантами и, как потом выяснилось, арестовали более шестисот участников непонятных нам протестов.
В российском посольстве ребят, конечно, приняли, посол тепло поздравил, все вместе выпили за победу.
8 июня, закрыв вопрос с неуютной «иглой» на высоте 8414 метров, другие вылетели в Москву.
Глава III
Биг фут
Воинская часть непальской армии стояла на границе лесного массива и морены, под ледниками, и располагалась в двух казармах. Гражданская война стихла, её отголоски всё реже докатывались до этой местности – да и то в виде слухов. Солдаты и офицеры вели обычную жизнь: строевая подготовка, стрельба, учебные занятия в классах, спорт, приём пищи, сон…
Спокойным выдался и этот вечер. Небольшой промежуток между окончанием формальных армейских процедур и отбоем во всех армиях называется «свободным временем». Используется оно в большинстве случаев столь же одинаково: кто-то готовится к завтрашнему строевому смотру и приводит в порядок одежду и обувь, другие играют в разрешённые настольные игры, третьи пишут письма домой, четвёртые смотрят телевизор.
Рядовой Майла, нескладный и медлительный, за целый год службы не научился быстро делать всё положенное распорядком: медленнее товарищей просыпался, позже заправлял постель, а побриться зачастую и вовсе не успевал, за что получал регулярные замечания от начальства. Но со временем приспособился и бриться стал не утром, а вечером. Умывальное сооружение находилось на улице, освещалось фонарём, так что туалет мог производиться в любое время суток. В том числе и в этот вечер.
Майла развёл в чашке обычное мыло, поскольку покупать пену для бритья было дороговато, да и негде. Нанёс помазком взбитый раствор на лицо и не спеша водил станком по щекам. И тут почувствовал чью-то руку на плече, потом на втором. Видимо, кто-то из товарищей подкрался и решил напугать. «Сделаю вид, что забоялся, сожмусь, а потом резко повернусь и сам напугаю!» – подумал Майла, а затем так и поступил: развернулся, сделал страшную гримасу, выставил вперёд пальцы рогаткой и прорычал «У-у-у». Но увидел солдат не товарища, а огромное, примерно двухметровое, страшное, сплошь покрытое волосами существо с пронзительными красными глазами, которые, казалось, прожигали насквозь. Оцепенев, Майла заорал; нарочитое «У-у-у» превратилось в паническое «А-а-а», и крик его был, вероятно, настолько необычен, что бойцы в казарме, даже не интересуясь причинами паники, сразу начали хватать оружие и, передёргивая затворы, выбегать на улицу. Не иначе маоисты: память о них была совсем свежей.
