Вообще в музее имелось немало подробной информации о героизме наших бойцов на Кавказе. В том числе о том, как доблестные отряды советских альпинистов снимали с вершин фашистские флаги. В музее не хватало сведений о том, чем занимались в это время немцы…
А происходило вот что. Когда в 1942-м «немецкий парень» пришёл сюда опять, он встретился уже не «с тобою» – подготовленным альпинистом. Хотя встреча «с тобою» вполне могла состояться, поскольку к началу войны на территории СССР действовало сорок альплагерей, где ежегодно проходили подготовку до 30 тысяч спортсменов. Однако вместо «тебя» пришли совсем другие – неподготовленные. Альпинистов не регистрировали по особой военно-учётной специальности и с объявлением мобилизации стали призывать в армию на общих основаниях, они оказались рассеянными по разным фронтам и широтам. Если кто и попал в горные соединения, то абсолютно случайно.
В Приэльбрусье же вошла уже упомянутая мной 1-я горнострелковая дивизия под командованием генерал-лейтенанта Хуберта Ланца. Она комплектовалась исключительно из альпинистов, горнолыжников, горных стрелков, имевших опыт ведения боевых действий в горах; оснащались приспособленным для горной местности снаряжением и числились в ряду элитных соединений немецкой армии. Это были лучшие, отобранные из многих германских, австрийских, итальянских альпинистов бойцы, все с опытом восхождений альпийских, кавказских – как «немецкий парень» Хайнц-Генрих с товарищами, а иные, дальше мы это увидим, и гималайских. Это были егеря – горный спецназ Вермахта.
Взять даже самого командира дивизии. С 1936-го Хуберт тоже числился «немецким парнем», осваивавшим горы Кавказа. Говорил по-русски, свободно ориентировался на местности, совершал восхождения, знал перевалы и охотничьи тропы, заводил кунаков. Позже получил специальное звание генерала горных войск.
Кто противостоял «немецким парням»? Части Красной армии, по названию горнострелковые, а на деле не приспособленные для войны в горах. Отличие их от обычных воинских формирований заключалось лишь в том, что автомобильный транспорт частично заменялся на вьючный, а артиллерийское вооружение было несколько облегченным. Необходимая горная подготовка, снаряжение в этих соединениях отсутствовали. Полбеды, если необученные парни погибали в немногочисленных боях, но нередко дело не доходило и до боя: замерзали, проваливались в трещины, задыхались в лавинах.
Что же касается экипировки немецких егерей, то приведу некоторые детали из многих. У них – лёгкие альпийские ботинки, подкованные триконями – стальными зубчатыми набойками на подошву для передвижения по льду. На ногах советских солдат – кирзовые сапоги, в подошвы которых для устойчивости на скользком рельефе вворачивались шурупы и забивались обычные гвозди.
У немцев – ледорубы, у наших – в лучшем случае лыжные палки.
Егерям выдавались индивидуальные спиртовые кухни, примусы, тёмные очки. Солдаты обеспечивались специальным высококалорийным питанием. У красноармейцев этого не было.
В 42-м наступило «прозрение». По личному приказу заместителя председателя Совета народных комиссаров СССР Лаврентия Берии на Закавказский фронт стали собирать альпинистов со всей Красной армии. Они приступили к боевой горной подготовке солдат и командиров.
Берия также добился отмены приказа Иосифа Сталина о запрете призыва в армию горцев-сванов. Они вместе с аджарцами, хевсурами и курдами не призывались как представители народов, родственных населению сопредельных государств, Турции и Ирана: эти государство были проблемными и могли представлять угрозу для СССР, хотя и заявляли о нейтралитете. Привлечение сванов в войска оправдало себя: они оказались отличными проводниками и разведчиками.
В ноябре 42-го в грузинском поселке Бакуриани открыли Школу военного альпинизма и горнолыжного дела, где преподавал уже знакомый читателю Виталий Абалаков. Помимо этого в Казахстане и Киргизии начали работать 26 специальных военно-учебных пунктов горной подготовки.
Короче говоря, развернулась обычная история: гром грянул – русский мужик перекрестился. Жаль, поздновато: наши упустили время, а немцы прочно встали на ряде ключевых перевалов…
Зачем я так далеко ушёл от Непала? А затем, что одним из немцев, встреченных мной под Аннапурной, оказался Томас, сын Хайнца Грота. С Эльбрусом связан сам факт рождения Томаса: он был зачат ровно тогда, когда гауптман за свою громкую акцию на Эльбрусе получил отпуск на родину. В семье Томаса так и звали – «Эльбрус кнабе», что означает «Эльбрусский мальчик». Именно его я видел на «Эльбрусиаде примирения», но вот познакомиться и расспросить подробно тогда не пришлось. Личность второго немецкого собеседника в ABC… пока не раскрою.
Да, с Томасом я в 92-м не беседовал. Зато общался с самими ветеранами горной дивизии Вермахта. Старички под восемьдесят, с орлиными перьями на шляпах, шевронами с цветком эдельвейса, в гетрах и с длинными, военных времён ледорубами на деревянных ручках, держались бодро и скромно. Искренне не гордились военными подвигами, а, напротив, то и дело повторяли: «Мы очень виноваты перед вами». Для них невозможно было забыть, скрыть, утаить то, что в 42-м даже через маленькие окошки «Приюта одиннадцати» отлично просматривались все близлежащие склоны и что попытки взятия советскими бойцами «Приюта» подавлялись пулемётным огнем. За пулемётами сидели «старички» под командованием гауптмана Грота…
На мой вопрос, как же их всё-таки удалось выбить с Elbrushaus и перевалов, участник тех событий, бывший офицер горного дивизиона Георг Швильм, ответил:
– Выбить не удалось. Успешные операции Красной армии под Сталинградом в ноябре-декабре 1942 года вынудили немецкие части отступать. А нам ничего не оставалось, как догонять их, дабы не попасть в окружение. Первого января сорок третьего, в соответствии с приказом, мы начали отход из Приэльбрусья. Разумеется, если бы обстановка на основном фронте благоприятствовала германской армии, мы бы остались на месте. Запасов хватало на всю зиму, а весной мы планировали спуститься в Грузию…
Гауптман Грот и майор Бауэр
Таким сформировался мой багаж знаний о кавказской войне 1942–1943 годов к моменту встречи под Аннапурной. Конечно, в 2000-е многие архивы приоткрылись, информации стало больше, но тут передо мной оказался сын главного героя эльбрусских событий. Знает ли Томас что-то особенное? Томас знал. Более того: тетрадки, которыми немцы шелестели в лоджи; разговоры, которые немцы вели, касались как раз тех событий. Но что разговоры? Мы давно привыкли скептически относиться к досужим версиям непричастных людей. А вот свидетельства очевидцев, магическая сила записанных ими слов – они вызывают доверие, тем более что «тетрадками» оказались дневниковые записи гауптмана Хайнца Грота. Напоминание о нашей встрече с Томасом на «Эльбрусиаде примирения» расположило к беседе. Я настойчиво просил посвятить меня в подробности приключений вокруг «Приюта одиннадцати» «из первых рук», и немцы решили сделать это буквально: Томас читал немецкий текст Грота, Павел – так звали русского гида – переводил, а я подставил диктофон и делал пометки ручкой.
