Толя был ужасно разочарован, когда узнал, что я ношу дочь. Бракованная баба. Не пацана родила.
— Мама!
Дочка, размахивая палкой и хохоча, стоит в дверях игровой комнаты. В белом сарафане в ромашках, две черные косы, а на голове красный ободок.
— Мама, я попала!
Она хвастается, что с одного удара разбила шар. Я машу в ответ и улыбаюсь. Толя морщится — мы обе его бесим. Полина тем, что не сын, а я тем, что родила Полину. А я была просто рада, что у меня есть хоть одна родная душа.
Я не знала родителей. Вместо них я придумала новых папу и маму. В детстве представляла, что они отдали меня, потому что злые люди заставили. Отправились в кругосветку и их яхта затонула. Или… Миллион причин. Они были алкоголиками, их лишили прав. Когда я выросла, предпочла об этом не думать.
Когда мне было семнадцать они умерли. После совершеннолетия я выпустилась из детдома, вступила в наследство — это была комната в коммуналке с водопроводом на улице. Жизнь была ужасна. А я красивая — черные кудри, идеальная фигура, глаза голубые. Только не во что было красоту одеть. Подруга предложила подработать в клубе. Именно там я встретила его. Толе было пятьдесят, карманы у него ломились от денег, он был щедрым и говорил красивые слова. На следующий день пригласил к себе и тет-а-тет предложил содержание. Я растерялась, а подружка спросила — что ты теряешь? Ты и так парня найдешь, только одному придется борщи варить и работать, а этому только борщи и сексуальное тело. Он о тебе позаботится. Будь я старше или умней — я бы отказала.
Но он выглядел таким крутым! Настоящий мафиози. Ласковый поначалу. Это позже началось — за что я плачу, за то, что ломаешься? Да кому этот штамп в паспорте нужен — успокаивала подружка. Ну женится на тебе какой-нибудь дурак. Детей ему рожай, стирай носки, а тут все красиво… Гражданский муж — это тоже муж. Но сказка рано или поздно кончается. Через год он откровенно начал меня унижать. Плюс у полиции к Толе были претензии, но ему удавалось выходить сухим из воды. Я была обучена, что говорить и как себя вести, если нагрянет ОМОН.
Затем я не вовремя забеременела. Он известие принял холодно. Не знаю, почему дал мне родить. На мне еще были розовые очки. Это позже я узнала, что других девочек Толя отправлял на аборт. Одну насильно. Девушку привезли в подпольную клинику и все сделали силой. Почему повезло мне? Толя сказал, что полюбил меня. Но я его страшно разочаровала — родила девочку, которая кричала и требовала внимания. Мне была куплена в качестве отступных скромная квартира на Пушкинской, куда нас с малышкой выселили бугаи из охраны Толи. Отвезли с парой чемоданов и оставили в пустой квартире. На следующий день в «нашем» с Толей доме появилась новая девушка.
Сказать, что моя жизнь разбилась — ничего не сказать. Это был шок. Я удивленно смотрела на голые стены, отсутствие мебели, даже холодильника не было… В чемоданах скромные пожитки и немного денег. Еще вчера я ела с золотых блюд, а сегодня никому не нужна и с малышкой на руках. Без поддержки, друзей. К концу месяца Толя без объяснений перечислил небольшую сумму. Он официантке под настроение мог оставить больше. Через месяц — еще чуть-чуть. Я поняла, что буду получать подъемные, пока малышка не подрастет. У меня была квартира. Помощь от Толи плюс пособия — получалось нормально. Я не голодала, у ребенка было все необходимое, но не больше. А в роскошном «порше» ездила другая, другая носила мою блэкгламу и пальто из свакары. За те же подачки, что Толя мне кидал, спрашивали с меня по полной…
Детская часть праздника шла к концу. Полина устала, подходит и прислоняется ко мне, зевая.
— Детям пора домой, — Толя залпом допиваетстакан с виски, и вальяжно подманивает няню. — Полинку домой вези. Мы еще посидим.
— Я тоже поеду, — спохватываюсь я.
— Нет, ты останешься, — тоном, не терпящим возражений, отрезает он.
Черт. Я скованно целую дочь и улыбаюсь.
— Мы с папой еще посидим.
Она маленькая — не замечает подвоха. Бежит за подарками, затем уходит с няней. Потихоньку дети разъезжаются. В зале остаются подозрительные мужчины с женами: Толины друзья и коллеги.
Я рассматриваю скатерть и молюсь про себя, чтобы время шло быстрее. Я страшно хочу домой. У него подружки нет что ли, зачем мне здесь сидеть? В зал входит опоздавший гость, я со скуки вскидываю глаза.
Опасный человек — кричит инстинкт. Я у Толи на таких насмотрелась. Выбить долги, избить кого-то, наехать — для этого нужны люди особой категории. Этот из таких. Только в отличие от них одет прилично. На нем итальянские туфли, облегающие джинсы и модный пиджак. Молодой, не старше тридцати пяти. Взгляд скользит по гостям, ни на ком не останавливаясь, пока он идет через зал к нашему столику.
— Его не хватало, — улыбаясь, сквозь зубы цедит Толя.
Мужчина без разрешения садится к нашему столу. Кладет сверху руки — мол, не дергайся, пушку не прячу. У него крупные ладони, а костяшки разбиты в хлам.
— Привет, — на моего бывшего он смотрит прямо и без страха, замечает меня и спрашивает. — Жена?
Я тоже на него смотрю. Впервые его вижу. У него нос с горбинкой, голубые глаза и светло-русые волосы. Я поскорее опускаю взгляд, пока Толя не заметил. Я должна выполнять несколько правил: никогда не перечить ему, жить одна и не встречаться с мужчинами. Иначе у меня отберут дочь. Возможно, когда-то мне очень повезет и Толя ослабит контроль, но пока я не дам ни малейшего шанса в себе усомниться.
— Ты по делу?
Шестым чувством я ощущаю, что мужчина все еще заинтересованно смотрит на меня.
— Жена? — с неуловимой агрессией повторяет он и бывший неохотно уступает.
— Баба бывшая. Содержанка, — презрительно кидает он. — Мы в детском ресторане, Беспредельщик… Имей совесть. Давай не сегодня о делах.
— Я тебе не Беспредельщик. Ты что? — незнакомец презрительно щурится.
— Прости, Алекс. Вырвалось. Давай потом, у дочки день рождения.
— Не вижу тут детей, — он снова смотрит на меня. — Тебе отец бабки давал. Навар получил?
— О, надо же, — Толя смеется, глотает виски, изображая довольного жизнью человека, но на шее выступает пот. — Вы мне не доверяете? Если сказал — все хорошо, я слово держу. Передай папе, что он выгодно вложился. Алекс, вы меня обижаете. Все верну с процентами, месяц покрутить надо.
Он пододвигает Беспредельщику стакан, наполняет виски. Толкает тарелочку с оливками и тонко нарезанным лимоном.
— Посиди с нами, выпей за мою дочку. Ей пять.
Беспредельщик мерит его взглядом. В голубых глазах презрение, затем цыкает, берет стакан и делает первый глоток. Морщится, словно виски плохое.
— Хорошо у вас тут. Весело, — хотя в зале висит мрачная тишина, только громко играет грустная французская песня о том, как «мой малыш застрелил меня».
Позади стягиваются мужчины из числа приглашенных — охрана Толи. Беспредельщик безразлично сидит к ним спиной. Он приканчивает виски до конца, холодно и неискренне улыбается Толе.
