— Ника, уходим! — он хватает меня под локоть и тащит под прикрытие деревьев. — В салоне пусто!
Я ему не верю. Не верю ни во что, кроме снимка на стекле. Ветер треплет край фотобумаги, а я съезжаю по стволу дерева и сдавленно рыдаю в сжатые кулаки.
Алекс подхватывает меня и ведет прочь. Я еле иду, спотыкаюсь об камни. Он заводит меня в пустой подъезд брошенного дома и здесь со мной случается безобразная истерика. Я кричу, обвиняю его, потеряв разум. Злые слова жгут язык. Звенит эхо. Толя за такое избил бы меня, но я не могу заткнуться. Во мне клокочет ненависть, потому что…
— Все из-за тебя! — рычу я сквозь плач. — Если бы ты не полез ко мне в ресторане, ничего бы не было… Будь ты проклят! Ей всего пять лет, всего пять, всего пять! А если она внутри-и-и?
Я ору, как заведенная, пока Беспредельщик меня не обнимает. Только тогда замолкаю и часто дышу, опустошенная истерикой. Во рту холодно от сырого воздуха, легкие горят, и горло першит от запаха брошенной стройки.
— Тише, Ника… — он прижимает меня к себе. — Она его дочь. Он ее не убьет. Нас запугивают или предупреждают.
Я мотаю головой и ною сквозь зубы. Сиплю и задыхаюсь. Пальцы впиваются ему в грудь.
— Ну хочешь, я еще раз проверю?
Резко, словно ему все надоело, он отпускает меня и выходит из подъезда. Решительно возвращается к «мустангу», в руке появляются ключи.
Он хочет открыть дверь, багажник. Проверить, чтобы я перестала орать.
Он устал слушать проклятия.
В порыве Алекс может совершить все, что угодно. Любой самоубийственный поступок. Как тот поцелуй перед сном в гостинице… Он не знал точно, выстрелю я или нет, и так развязно целовал, что казалось — даже напрашивается на пулю. И Полины в машине быть не может. Толя не поступил бы так с дочерью. Со мной — да, но не с ней… В помешательстве я бросаюсь следом.
— Алекс! — я вцепляюсь в него руками. — Не надо! Не делай этого!
Он останавливается. Мы обнимаемся под осенним ветром — и мне легче. Легче, черт возьми… Около минуты стоим и чего-то ждем. Я дрожу в его руках, то ли держу, то ли обнимаю под курткой — лишь бы не ходил, и ослабляю хватку только почувствовав, что и он расслабился. Прячу заплаканное лицо на груди. Беспредельщик автоматически гладит меня: лицо, голову…
— Мы найдем ее, — шепчет он. — Не плачь, куколка… Лучше думай, как меня объяснишь дочке. Мне уже не терпится с ней познакомиться.
Ему меня не понять — у него нет детей, но я ценю, что он пытается. Ценю его.
— Позвоню Андрею. Машину в таком виде бросать нельзя.
Когда приезжает Андрей, я более-менее беру себя в руки.
Мы прячемся от ветра за недостроем. Там же паркуется темно-зеленый «опель» наемника. Он выбирается из машины, на нем те же пальто и шарф, что и раньше. Остальная одежда черная. Свитшот закрывает ремень. Я могу рассмотреть его целиком. Он стройнее и легче Алекса, но выглядит сильным. Взгляд настороженный, темный, но дело не в нас — это в целом его взгляд на жизнь. Пока он выходит из машины и идет к нам, в движениях просматривается хищная пластика опасного человека.
— Привет, — мужчины не жмут друг другу руки. Андрей даже как-то держится в стороне, пока Алекс объясняет детали. — Машину угнали с охраняемой парковки, бросили здесь. Я думаю, это предупреждение.
— Давно ты здесь?
— Прилично.
— Ну, хотели бы, уже бы грохнули.
Алекс не разделяет юмора.
— Под днищем коробка. А на лобовухе фотография ее ребенка.
Я обнимаю плечи и прячу нос в воротник, вспомнив взрыв на кладбище. Андрей не реагирует, лицо остается доброжелательным, словно мы говорим о чем-то невинном.
— Давай посмотрим, — предлагает он.
Выходит из-за угла, приближается к «мустангу» и приседает, заглядывая под машину. Подходит еще немного и снова наклоняется, опираясь рукой на асфальт. Смотрит долго, затем возвращается к «опелю». Я ничего не могу понять по его лицу. Смотрю на Алекса, но он тоже непроницаемый.
Андрей забирает из багажника полупустую спортивную сумку. Мы идем за ним в здание, поднимаемся по старым бетонным ступеням. На полу валяется мусор, рам и дверей нет. На уровне второго этажа он выбирает комнату с видом на площадку перед домом и «мустанг». Я не совсем понимаю, чего он хочет.
Бросает сумку на пол и садится на корточки.
Осторожно расстегивает молнию и по одной достает массивные детали. Со второй я понимаю, что это части винтовки.
— «Винторез»? — спрашивает Алекс.
— Ага.
Андрей собирает «винторез», а я наблюдаю за выверенными движениями. Он делает это, словно делал много раз — присоединяет приклад, прицел, магазин, и на счет «пять» оружие собрано. Это небольшая винтовка, очертаниями напоминающая автомат, только с толстым глушителем. Он смотрит в сторону окна, словно мысленно к чему-то примеряется. Взгляд туманится, в уголках глаз появляются морщинки. Андрею не меньше тридцати — к сорока ближе, но из-за вечно молодого типа лица я понимаю это только сейчас.
Он встает и делает шаг к окну. Я тоже подхожу. Сверху видно красную крышу и широченный капот, немного через боковые стекла салон и фотографию. Андрей шарит по карманам, сует в рот сигарету и прикуривает, склонив голову набок.
Смотрит вдаль.
Я вопросительно оглядываюсь на Алекса. Тот терпеливо ждет, пока наемник осмотрится.
В конце концов его привлекает снимок на стекле.
— Это она?
— Думаю да, — я сглатываю. — Не вижу… Я не подходила к машине.
Андрей докуривает, смотрит в оптический прицел, затем подходит со спины, становится прямо и очень близко.
— Смотри.
Кладет мою ладонь на цевье и поднимает винтовку, предлагая взглянуть через оптику. Держит оружие за меня, пока я приноравливаюсь к прицелу. Андрей помогает это сделать, придав нужное положение моему телу. Я как будто оказываюсь в его объятиях. Между нами так мало пространства, что он дышит мне за ухо. Грудь плотно вжата мне в лопатки. От него пахнет мятой и сигаретным дымом. Окуляр не такой холодный, как я ожидаю. Мне требуется несколько секунд, чтобы привыкнуть к картинке.
— Она? — повторяет Андрей.
Я не ошиблась. Синие ленты, черные косы. Снимок свежий: Полина не улыбается, вид грустный и настороженный. Повзрослевшая не по годам. Снимок сделали совсем недавно!
— Да, — выдыхаю я, у меня перехватывает горло.
Смотрю и смотрю на нее в прицел, ощущая, как по щеке ползет горячая слеза. Дыхание Андрея на ухе смещается чуть-чуть вправо и становится неровным. Из-за него трепещут волоски, выбившиеся из укладки. Он медленно, тайком, вдыхает через нос, словно пытается распробовать мой запах.
— Так, хватит, — вмешивается Алекс, и подходит, решительно разъединяет нас и отводит меня назад, к себе за спину, предпочитая говорить с Андреем лицом к лицу. — Что с машиной делать? Ментам не хочу звонить, а она мне нужна. Ты знаешь кого-нибудь, кто таким займется?
