— Документы пусть будут у тебя, — говорит он.
— У меня? — я робко беру паспорта Толи и Полины.
— Ну мало ли, вдруг попадусь, — Алекс улыбается. — Глупо будет, если они сами придут ему в руки. Так, не хмурься, куколка! Я пошутил.
Он обходит машину, забирает Костика, и прежде чем уйти, подходит снова. Видит, что я понурая, как опустила голову. Свободной рукой треплет меня за щеку. Я обиженно гляжу исподлобья… И замечаю, что у Беспредельщика добрые глаза.
— Меня может не быть до утра, — предупреждает он. — Часов пять-шесть, минимум. Не волнуйся, ладно?
Он хотел вскользь меня поцеловать, чтобы не позировать опять перед Костиком, но моей вымотанной душе этого мало. Я целую его с чувством — а у меня его много скопилось. Алекс медлит, уловив в поцелуе искренний жар. Нам одновременно срывает крышу: мы целуемся откровенно и страстно, так прощаются на вокзале… Я жадно глажу мощную шею и грудь. Не знаю, что к нему испытываю. Не те чувства, что были вначале. Мне ни разу не было хорошо с ним — не считая первого раза на капоте, но тогда я еще не знала, что он за человек. Позже секс стал обязанностью: я ничего не испытывала. Но сейчас я не хочу, чтобы он уходил.
— Ну все, куколка, — мои руки ему приходится отрывать от себя силой, Алекс отворачивается и прячет глаза. — Хорош целовать, вернусь я, ничего со мной не случится.
Ему неловко. Мужчины не любят проявлять чувства. Но у него сбивается дыхание и почему-то виноватым становится взгляд.
Я хнычу, как ласковая кошка, тянусь к нему.
— Беспредельщик… — убито шепчу я.
— Боишься за меня, да? — он прижимается щекой к щеке. Хриплое дыхание щекочет ухо. — Влюбилась, девочка…
Я вздрагиваю от нежного шепота. Алекс рывком подтаскивает Костика за наручники, словно только что вспомнил. Смотрит мне в глаза, и взгляд почти физически давит.
— До скорого, куколка.
У меня пульс скачет, дыхание спирает в груди. Перед глазами темнеет. Смесь безумных чувств режет на части.
Беру себя в руки, шепчу:
— Выдумал тоже.
Он усмехается и уводит Костика в темноту. Вот и все. Ничего я в тебя не влюбилась… Какая любовь, Алекс Лайфер, я с тобой даже ни разу оргазма не испытала.
Я не сразу воспринимаю реальность нормально. Прячусь в «мустанге», постепенно успокаиваюсь. Надо запереть машину и попробовать поспать. Алекса не будет долго. Убираю документы в бардачок, опускаю спинку и укрываюсь пальто. Вдыхаю запах духов, впитавшийся в норковый воротник. Кручусь, пытаясь дремать. Кажется, даже засыпаю, но меня поднимает звонок телефона.
Сонно сначала смотрю который час: половина одиннадцатого. Номер незнакомый.
— Алло? — взволнованно отвечаю я, надеясь услышать Беспредельщика.
— Ника, — доносится далекий голос из трубки. Знакомый и абсолютно неожиданный. — Алло, Ника, это ты? Ты меня слышишь?
— Наташа? — выдавливаю я. — Я думала, тебя убили! Где ты была столько времени?
В трубке раздается неясный шорох. Голос у подруги тихий, но вполне себе бодрый. Я была уверена, что Толя с ней расправился, как и с няней. Даже отплакать подругу и смириться успела.
— Что произошло? Куда пропала? — настораживаюсь я. — Ты ко мне ходила?
— Ходила! Теперь в бегах по твоей милости! — она злится, потеряв работу, которой так дорожила. — Меня там ждали мордовороты твоего мужа, надавали по шее, еле сбежала от них!
— Почему не позвонила?
Наташа долго молчит, затем, как на духу, признается:
— Прости, злилась… Пришлось понервничать. Домой пойти не могу, проблем куча. Неделю по друзьям болтаюсь. А сегодня… Я понимаю, ты не захочешь помочь, но мне очень нужно…
— Конечно, мы поможем, — спохватываюсь я. — Где ты?
— Я нашла кое-что в квартире и спрятала, — продолжает Наташа, не услышав вопрос. — Записка от няни. В ванной под ковриком. Они с Полей там письмами обменивались, и я сразу проверила. Она успела написать про Полю и куда их повезут…
— Куда? — сходя с ума, выкрикиваю я. — Наташа, миленькая, ты помнишь, что было написано?
— Не смогла разобрать адрес. Какие-то номера непонятные. Она торопилась, наверное, очень, когда их забирали, одни каракули. Записка сейчас у меня. Ты же ее почерк знаешь, сможешь прочитать?
— Где ты? — спрашиваю я.
— У Петьки, — выпаливает она. — Можешь приехать?
Я смотрю на часы, кусая губы. Петьку я знаю, это наш старый приятель по детдому. Парень в целом неплохой, хоть и непутевый: пошел по кривой дорожке после выпуска. Вернулся в свою коммуналку, попытался устроиться на работу, но вылетел за прогулы — он органически не мог работать по графику. С тех пор перебивался сезонной работой, выпивал, гонял тачки и, говорят, подворовывал. Я его сто лет не видела — Толя заставил забыть о старых знакомствах, а вот Наташа поддерживала отношения.
— Он меня вышвырнет, — добавляет она, сообразив, что я сомневаюсь. — У него опять загул, друзья его ко мне пристают, а идти уже не к кому, я у всех была. Помоги, а? Прикрой?
Я кусаю губы, рассматриваю цветные огоньки на шоссе. В общем-то, здесь близко. Смотаться на такси — минут двадцать туда и обратно. К тому моменту, как вернется Алекс, мы будем здесь, целые и невредимые. Если бы Наташа назначила встречу в безлюдном месте, я бы не пошла — слишком подозрительно. Но Петька живет в коммунальной квартире, где днем и ночью люди, семьи с детьми. Это заводской район, густонаселенный. И ночью патрули ходят.
Не знаю, саму себя я уговариваю или аргументы ищу — вспоминаю снимок Полины на лобовом стекле, зов матери во мне рычит и плачет, и говорю:
— Никуда не уходи. Я приеду.
Захлопываю «мустанг» и быстро иду к дороге. Ловить машину здесь — глупая затея. Лучше вызвать. Я нахожу ближайшую остановку и звоню в службу такси. Подсчитываю время: потратить придется больше, чем рассчитывала. Нервничаю и уже готова дождаться Алекса, как замечаю в темноте зеленый огонек.
Таксист удивленно пялится в зеркало, пока я устраиваюсь на заднем сиденье и объясняю, куда едем. Запахиваю пальто и молчу всю дорогу — он и не пытается заговорить, видит, что клиентка не его полета птица.
— Сверните здесь! — прошу я, заметив знакомый поворот к заводским трущобам. Вовсю вглядываюсь в темноту: фонарь над подъездом разбит, там кто-то шарахается. — Вы можете подождать? Я быстро… Подруга попросила приехать.
— Подожду, — вздыхает он. — Только недолго.
Я выпархиваю из такси и сразу же ныряю в черное нутро подъезда, провонявшее старым домом, плесенью и кошками. Под подошвами итальянских сапожек хрустит битое стекло. На втором этаже горит лампа и я выдыхаю. Из-за дерматиновой двери Петькиной квартиры, криво сидящей на петлях, не доносится ни звука. Наташа говорила, там компания… Ушли?
