– А что я должна была сказать? Что ты рыдала весь вечер до икоты и что тебя до сих пор трясет после случившегося? Так давай, перезвоню, расскажу все, как есть. Уверена, он сразу примчится. Или ты этого и хочешь?
– Нет, конечно! – пугаюсь одного такого предположения. К новой встрече сейчас я точно не готова. Вот только почему-то кажется, что сказала Лариса Алексею намного больше, чем призналась мне.
– Это все? – подозрительно уточняю у нее. – Или ты говорила с ним еще о чем-то?
– Да нет, вроде, – она делает вид, что вспоминает, показательно морща лоб. – Ну только то, что ты очень довольна прошедшим вечером. Или что-то в этом роде… Маш, да шучу я, шучу! – смеется, потому что затопившая меня в этот момент паника наверняка отражается на лице. – Ничего я ему не говорила. Сама расскажешь, завтра. А сейчас давай спать, глаза слипаются.
И у меня они слипались, но ровно до того момента, пока я не оказываюсь в постели. А там, как нарочно, всю сонливость как рукой снимает. Лежу, прислушиваясь к ровному дыханию почти сразу уснувшей Ларисы, и снова думаю… о том же самом. Переживаю заново. Вот только теперь чувствую все как-то иначе. То ли подействовала невкусная Ларкина трава, то ли я устала до такой степени, что болезненные ощущения и в теле, и душе притупились, но память почему-то на этот раз возвращает не к боли и не к стыду, а к тому, что было до. К несдержанным, умопомрачительно сладким ласкам. К пожирающему меня черному от желания взгляду. К завораживающей твердости мышц, отзывающихся на любое мое прикосновение. И я внезапно понимаю, что хочу его. Снова. Хочу продолжения. Даже несмотря на разрывающую на части боль, готова еще раз рискнуть, лишь бы пережить что-то подобное тому безумию, в котором тонула с таким удовольствием. Вот только что делать теперь, если ни он не захочет еще раз приблизиться ко мне, ни я не решусь признаться в своих мечтах?
Я верчусь почти до рассвета и когда, наконец, все-таки проваливаюсь в сон, он оказывается слишком коротким. Лариса начинает меня трясти еще даже до звонка будильника.
– Вставай, спящая красавица! Вернее, сейчас ты совсем не красавица, но поэтому и вставай быстрее!
– Спасибо за откровенность, подружка, – бурчу, пытаясь зарыться лицом в подушку и подремать хотя бы еще несколько минут, но Ларка не дает.
– В такой ситуации лесть с моей стороны неуместна! У тебя скоро встреча с красавчиком-шефом, поэтому, если хочешь быть на высоте, поторопись. А то совсем его напугаешь!
Подрываюсь на кровати, испуганно пялясь на подругу. Что она успела натворить, пока я спала?
– Какая еще встреча?! Ты опять ему звонила? И что…
– Да успокойся, – моя реакция ее явно забавляет. – Ничего я не делала и не звонила никому. Но ты ведь собираешься на работу?
У меня пересохли губы и саднит в горле, а еще такое ощущение, будто в глаза кто-то сыпанул песка. И голова тяжелая. Никогда в жизни не напивалась, но почему-то мне кажется, что люди с похмелья чувствуют себя очень похоже.
С тоской смотрю на подругу, понимая, что сил идти на работу почти нет. А желания – еще меньше.
– Та-а-ак, отставить умирающего лебедя! – командует Лара, стаскивая с меня одеяло. – Сейчас ты отправляешься в душ, а я пока поищу что-то подходящее из одежды.
На мои слабые попытки возразить она уверенно мотает головой.
– Даже не думай. Во вчерашнем наряде ты точно не пойдешь, это дурной тон. Тем более, там на блузке пуговица отлетела, видимо, когда твой шеф торопился ее расстегнуть.
Остатки сна тут же улетучиваются, а им на смену снова приходит паника. Как же я на глаза-то ему покажусь?
– Лар, может, мне больничный взять?
– Ага, – кивает она. – Меньше, чем через неделю, как устроилась. Я бы такую секретаршу сразу уволила.
– Но может же человек заболеть! – непонятно, кого я пытаюсь убедить в этом, ее или себя. А Лавроненко так точно не поверит.
– В душ давай иди, человек! – подталкивает она меня в спину, отсекая последующие разговоры.
Прохладная вода и правда добавляет бодрости, вот только, стоя под душем, обнаруживаю, что у меня ноют практически все мышцы. Даже те, о существовании которых я и не подозревала. Как будто вчера не с шефом обнималась в тесном ресторанном туалете, а изводила себя интенсивными тренировками в спортзале. Радует хотя бы то, что боль между ног вроде бы стихла. Так бы еще утишить другую, куда более сильную, от которой крутит и распирает в груди.
Но жалеть себя мне не позволяют: уже спустя несколько минут Ларка тарабанит в ванную, требуя ей открыть. Войдя, придирчиво оглядывает мое лицо и, вытащив из шкафа баночку с патчами, собственноручно налепляет их мне под глаза.
– Возишься со мной, как с ребенком, – не выдерживаю я и смеюсь. – Как будто сама не могу. Делала это сто раз.
– Маш, у тебя сейчас голова другим забита, да и мне со стороны видней. Поэтому слушайся и не спорь. Можешь просто получать удовольствие.
Это вряд ли. Я покорно подчиняюсь всем манипуляциям, которые решила устроить моя подруга, позволяю уложить мне волосы, нанести макияж, глотаю кофе, не различая его вкуса, и даже соглашаюсь надеть какой-то жутко модный и дорогой брючный костюм, который Ларке подарили на день рожденья. Но удовольствием здесь и не пахнет. Чем меньше времени остается до начала рабочего дня и чем ближе я подхожу к своему офису, тем сильнее колотится сердце. Я все еще не придумала, что сказать, как себя вести. Да даже как просто смотреть!
Но Судьба, видимо, решает сжалиться надо мной. Еще только без четверти девять, а в коридоре перед приемной уже толпа народа. Сначала теряюсь, а потом вспоминаю, что именно на сегодня назначено собеседование с кандидатами на должность переводчика. И этих кандидатов очень, очень много. На мое счастье. Если с каждым из них Лавроненко будет беседовать хотя бы по десять минут, до обеда мне точно нечего опасаться. Он попросту не успеет освободиться. А если повезет, то все может затянуться еще дольше.
Конечно, я понимаю, что это только отсрочка. Но все равно не могу не радоваться. И, войдя в приемную, тут же любезно приглашаю самых первых претендентов из очереди присесть перед кабинетом шефа. Для надежности. Его пока нет, а в присутствии посторонних он наверняка не будет ни о чем со мной говорить.
Обкладываю себя бумагами со всех сторон, пытаясь сосредоточиться. Я же на работу пришла. Вот и буду работать, очень усердно. А он… пусть собеседование проводит. И даже не думает меня отвлекать!
В 8:57 в коридоре слышатся шаги, и я, еще не видя идущего, как-то моментально понимаю, угадываю, кто это. Что-то внутри взвивается, меня накрывает волной не то эйфории, не то одурманивающего страха, мысли разлетаются, и только нахождение в приемной людей удерживает от того, чтобы не залезть под стол, прячась от неизбежной встречи.
Лавроненко останавливается в дверях и смотрит прямо на меня. Не глядя, кивает ожидающим, но обращается совсем не к ним.
