Зажмуриваюсь, сглатывая горьким ком. После ее ухода легче не становится. Мне нужно срочно увидеть Лавроненко, потому что больше никто и ничто не сможет успокоить.
Когда дверь кабинета раскрывается, наконец, и посетитель выходит, бросаюсь туда почти бегом. Врываюсь внутрь, но застываю у входа, внезапно понимая, что не знаю, что говорить. Не спрашивать же прямо… И не признаваться же вот так, с ходу, что уже дышать без него не могу…
Он что-то пишет, склонившись над бумагами, но при моем появлении поднимает голову. Распрямляется, окидывая взглядом с головы до ног.
– Кофе хотите, … Алексей… Андреевич? – не придумываю ничего умнее. – И доброе утро…
– Доброе, – мужчина откладывает документы и поднимается из-за стола. Смотрит в упор, несколькими шагами сокращая расстояние между нами. Протягивает руку, щелкая замком у меня за спиной. – Кофе – не хотим. А вот тебя… – и в следующее мгновенье набрасывается на мои губы жадным, голодным поцелуем.
Приподнимает за талию, усаживая на край стола. Я висну на его шее, целуя в ответ, словно и правда умираю от голода, и только ему под силу спасти меня. Но ведь так и есть: только теперь терзающая изнутри боль начинает отступать.
Задерживаю дыхание, подаваясь вперед и помогая ему погрузиться в мое тело. Быстро, резко… И когда только успел? На мне же юбка до пола и колготки… были. Я даже не заметила, как он от них избавился. Или просто порвал?
Дергаю пуговицы на рубашке, добираясь губами до груди. Прикусываю кожу чуть ниже ключицы, веду языком, касаясь шелковистых волосков. Закрываю глаза, втягивая носом его запах, родной, уже успевший стать любимым.
Мужчина опускает руку между нашими телами, надавливает на самое чувствительное местечко, снова толкается, проникая еще глубже – и меня накрывает. Всхлипываю, утыкаясь лицом в грудь, цепляюсь за плечи, стараясь притянуть еще ближе. Несколько резких толчков – и он нагоняет меня. Тянет за волосы, заставляя запрокинуть голову. Снова целует, проникая языком в рот, а потом медленно и сладко обводит контур губ.
– Ты вкуснее кофе. Намного. И всего остального тоже.
– Поэтому ты не захотел со мной встретиться? Вчера, – сплетаю ноги на его пояснице, продолжая удерживать в себе. Это непередаваемо: чувствовать, что он так близко. Часть меня. Или я – часть него.
Алексей смеется тихим гортанным смехом и шепчет, перемежая слова с поцелуями.
– Какая же ты глупышка… Если бы я сделал то, что на самом деле хотел, мы до сих пор были бы в постели. Ни ходить, ни, тем более, работать, ты бы точно не смогла. Должна же у меня оставаться хоть капля совести?
– А если мне нравится, когда ты бессовестный?
Он снова смеется. Щелкает заколкой, освобождая мои волосы, и зарывается в них руками.
– Не представляешь, как я соскучился.
– Не представляю, – смотрю в его глаза и признаюсь, – потому что я столько успела передумать за это время… Еще и Денисова подкинула… информацию к размышлению.
Лавроненко приподнимает бровь.
– Денисова? Она-то тут при чем?
– Ну… – говорить неловко, особенно в такой момент, когда он все еще внутри, а пьяна от нежности в его глазах. Но хочется покончить со всеми сомнениями, – она меня убедила, что весь субботний вечер занималась изучением… выясняла, что ты не… – остальное проговариваю, пряча лицо на его плече. И, кажется, краснею, потому что щеки начинают гореть.
Он молчит, не смеется, не ругается, и это почему-то жутко напрягает. Я боюсь поднять глаза и увидеть его реакцию. А потом слышу совершенно неожиданное:
– Маш, скажи, я похож на кролика?
Изумляюсь настолько, что забываю о смущении. Вскидываю на него изумленный взгляд.
– Какого… кролика?
– Обычного, – уголки его губ все-таки подрагивают в усмешке. – Это ведь кролики готовы спариваться без конца.
Я оторопело молчу, а он продолжает:
– Мы с тобой провели вместе всю ночь с пятницы на субботу. И большую часть дня. Ты всерьез подумала, что я отвез тебя домой, а сам решил продолжить? Еще и с Денисовой? Маша, я даже не знаю, что сказать тебе на это…
– Прости… – вот теперь мне по-настоящему стыдно. В самом деле, как подобная чушь могла прийти в голову? Как только могла хотя бы на минуту засомневаться? – Я такая дурочка…
– Ты не дурочка, но я не понимаю, чем заслужил твое недоверие, – Алексей неотрывно смотрит на меня, серьезно и немного обиженно, а руки продолжают скользить по телу. Он касается ягодиц, поглаживает бедра, все еще оплетающие его талию, трогает грудь, дразня через ткань бюстгальтера. Водит пальцами вдоль позвоночника. Медленно и нежно. До умопомрачения нежно.
– Прости меня! Это я не понимаю, почему повелась на ее бредни. Так сильно хотела к тебе, что перестала нормально соображать.
– Зря, выходит, я тебя пожалел, – хмыкает мужчина, дотягиваясь до моих губ. – Надо было не отпускать.
Едва сдерживаюсь, чтобы не разреветься. Он невероятный. И раз за разом терпит меня. Все мои глупости. Еще и… – вспоминаю благоухающий букет в приемной.
– Леш? А цветы – это мне?
– Нет, – без тени улыбки отзывается он. – Денисовой, конечно. В благодарность за субботний вечер.
Смеюсь, ударяя его по плечу. И совершенно искренне признаюсь:
– Они потрясающие. Мне никогда в жизни не дарили такой красоты. И я… правда постараюсь не терять больше голову от ревности. Прости, – повторяя в третий раз, но мужчина останавливает меня, качая головой.
– Не извиняйся. Просто сделай выводы, на будущее. Отношения имеют смысл только тогда, когда два человека друг другу верят. Даже без доказательств. Ты понимаешь меня?
Понимаю… И люблю еще больше. За терпение, за нежность, за то, что рядом, несмотря ни на что. За это сумасшедшее желание, которое читается в его глазах даже сейчас.
– Я научусь, Леш. Правда. Я…
– Знаю, – перебивает он, снова накрывая мои губы.
Глава 23
После работы уезжаем на ужин. Маленький уютный ресторанчик, тихая музыка, потрясающе вкусная еда – и мы вдвоем. Это все так похоже на сказку, что я иногда щипаю себя за руку, чтобы поскорее проснуться. Иногда просто не могу поверить, что все происходит на самом деле. Я так долго этого ждала, столько времени мечтала о нем. И вот сейчас он рядом и выглядит таким искренним, что у меня то и дело заходится сердце, стоит лишь взглянуть на него.
И когда после ужина зовет к себе, даже в голову не приходит отказаться. Не хочется расставаться, ни сейчас, ни… вообще. И хотя я и понимаю, что думать о таких вещах – очень преждевременно, ничего не могу поделать с собой.
Алексей умеет быть таким разным… Мы оказываемся дома, и я тону в его нежности, ласковых, бережных прикосновениях, с которыми мужчина освобождает меня от одежды и несет в постель. Они заводят ничуть не меньше, а может, еще и сильнее, потому что этой сладостью невозможно насытиться.
