Их губы слились в горячем, жадном поцелуе, и в тот же миг ее подхватил, завертел и унес восхитительный водоворот. Виктор ласкал ее лицо, шею, потом спустился ниже. Его пальцы никак не могли справиться с пуговицами, а она уже нетерпеливо выгибалась в предвкушении прикосновений.
Она не знала, как распахнулась наконец блузка, но в какой-то момент его пальцы, только что мявшие ткань, обожгли обнаженную плоть. Их грубоватые подушечки закружили вокруг ставших невероятно восприимчивыми сосков, и под этой сладостной пыткой пали последние бастионы сопротивления. Что даровала им судьба? Может быть, только эту ночь? Да, она хотела большего, целой вечности, но не собиралась упускать и этот, не исключено, единственный шанс. Она ждала его и теперь приняла со всей страстью женщины, удостоившейся наконец приглашения на праздник любви.
Ее ловкие пальчики споро пробежали по пуговицам сверху вниз, к брюкам, и остановились на мгновение.
Оба как будто взяли крошечную паузу, но уже в следующее мгновение, словно приняв одновременно решение и переступив через неловкость, устремились дальше, к пуговицам и «молниям». Оба лихорадочно спешили, и вот уже последние одежды полетели в общую кучку, где кружева смешались с грубым денимом. А потом, когда между ними не осталось ничего, кроме бархатной черноты ночи, она потянула его к себе… на себя…
Он вошел глубоко и нежно, наполнив ее чем-то восхитительным, сказочным, вытеснив пустоту, долгие годы занимавшую ее душу.
– Еще, – прошептала она.
Виктор замер.
– Кэти? – взволнованно спросил он. – Что…
– Пожалуйста… не останавливайся…
Он негромко рассмеялся:
– Я и не собираюсь. Ни в коем случае…
Он и не останавливался, пока не провел ее
всей долгой дорогой, уходившей все выше и выше, туда, куда не водил ее ни один мужчина, к вершинам, что лежали за пределами разума и смысла. И только когда поток прорвал плотину и волны понесли ее вниз, она поняла, на какой высоте побывала.
* * *
За окном, в серой рассветной мгле, запела птичка. Здесь, в доме, тишину нарушало только их дыхание.
Она на мгновение прижалась к его теплому плечу.
– Спасибо тебе.
Он погладил ее по щеке.
– За что?
– За все. С тобой я снова почувствовала себя живой… желанной…
– Ох, Кэти.
– Я уже забыла, как это бывает. Мы с Джеком… мы перестали заниматься любовью задолго до развода. Я просто не могла больше выносить это… – Она вздохнула. – Когда ты не любишь человека, когда он больше не любит тебя, терпеть его ласки, даже просто прикосновения уже невозможно.
– И сейчас… тоже? – спросил Виктор, осторожно проводя пальцем по ее щеке.
– С тобой не так. С тобой… все как будто в самый первый раз.
В вытянувшейся от окна полоске бледного света Кэти увидела, как он улыбнулся.
– Надеюсь, в твой самый первый раз все было не слишком жутко.
Теперь улыбнулась Кэти.
– Честно говоря, я уже и не помню толком. Все было так суматошно… на полу в общежитии колледжа.
Он похлопал по ковру.
– Вижу, с тех пор у тебя многое изменилось.
– Да уж, – рассмеялась Кэти. – Но знаешь, пол – очень даже романтическое место.
– Тебе виднее. Хотя пол в общежитии и пол в гостиной не стоит даже сравнивать.
– Не знаю. Столько времени прошло. Мне было тогда всего восемнадцать. – Она помолчала. – Вообще-то у меня уже давно этого не было.
– Как и у меня, – негромко признался он. – У меня тоже никого не было.
– Никого… после Лили? – осторожно спросила Кэти после паузы.
– Да. – Одно-единственное слово, но сколь многое стояло за ним. Три года верности умершей жене. Печаль, одиночество. Как бы хотелось заполнить эту пустоту в его жизни. Спасти Виктора от тоски и безысходности. И самой спастись вместе с ним. Но по силам ли ей заменить Лили? Сумеет ли она сделать так, чтобы он забыл? Нет, не забыл; она и не ждала, что Виктор забудет супругу. Но она хотела, чтобы в его сердце нашлось место и для нее. Место, которого хватило бы на всю жизнь. Место, на которое никогда бы не стала претендовать другая женщина, живая или мертвая.
– Должно быть, она была особенная…
Виктор убрал с ее лица прядку волос.
– Она была очень мудрой женщиной. Чуткой. Доброй. Такие качества найдешь не в каждой женщине.
«Она ведь до сих пор остается частью тебя, да? Ты по-прежнему любишь ее».
– Такую же доброту я нашел в тебе.
Его ладонь скользнула ниже, к щеке… потом еще ниже… Кэти закрыла глаза, наслаждаясь его прикосновением, его теплом.
– Ты совсем меня не знаешь, – прошептала она.
– Знаю. В ту ночь – помнишь? – я выжил только потому, что слышал твой голос, чувствовал твою руку. Я мог бы узнать их где угодно.
Кэти открыла глаза:
– Правда?
Он наклонился и поцеловал ее в лоб.
– Даже во сне.
– Но я не Лили и никогда ею не стану.
– Верно, не станешь. Не сможешь. Ею никто не может стать.
– Я не смогу заменить то, что ты потерял.
– А почему ты думаешь, что я хочу именно этого? Мне не нужна замена. Лили была моей женой. И я любил ее. – Он произнес это таким тоном, после которого углублять тему уже не хотелось.
Кэти не стала и пытаться.
Где-то в доме затрезвонил телефон. Звякнул два раза и умолк. Трубку снял Мило – они услышали его приглушенный голос.
Кэти села и сразу потянулась за одеждой. Одевалась она молча, застенчиво повернувшись к нему спиной. Оба снова чувствовали себя чужими.
– Кэти, – негромко позвал Виктор.
-Да?
– Жизнь ведь не кончилась.
– Знаю.
– Ты переболела Джеком и…
Она рассмеялась – коротко, невесело.
– Переболеть Джеком Цуккерманом не по силам ни одной женщине. Да, худшее позади. Но каждый раз, когда женщина влюбляется по-настоящему, любовь забирает у нее что-то. Что-то, что уже нельзя вернуть.
– Но любовь и дает что-то.
– А вот это уже зависит от того, в кого влюбляешься.
По лестнице кто-то сбежал, скрипнули половицы в столовой. Они повернулись – в дверях стоял Мило, растрепанный и явно чем-то встревоженный.
– Эй вы! – прошипел он. – Собирайтесь! Быстро!
Кэти тут же вскочила:
– Что случилось?
– Только что звонил Олли. Сказал, что в их квартале появился незнакомец. Ходит по домам, расспрашивает о вас. Сейчас он, наверное, где-то неподалеку от Баха.
