– Держитесь! – взвизгнула Кэти и, защелкнув ремень, утопила педаль газа.
Фургон прыгнул вперед, как испуганный мустанг, проломился через кусты и врезался в ограждение. Проволока прогнулась, электрические искры посыпались в ночь. Кэти сдала назад и тут же снова ударила по газу.
И забор не выдержал. Колючая проволока царапнула по ветровому стеклу.
– Прорвались! – крикнул Олли и откинул боковую дверцу. – Герш! Мы здесь! Сюда!
Темная фигура резко сменила курс. Выстрелы затрещали, как хлопушки. Виктор прыгнул через упавший забор и, споткнувшись, упал.
– Давай, Герш!
По фургону застучали пули.
Виктор, пошатываясь, поднялся, рванулся через проволоку и почти упал на протянутые руки товарищей, которые и втащили его в фургон.
Дверь захлопнулась. Кэти дала задний ход, развернулась и снова вдавила в пол педаль газа.
Машина запрыгала через кусты, по рытвинам. Преследователи послали им вслед горсть пуль. Кэти даже не моргнула. Теперь бы добраться до главной дороги. Стрельба стихла. Деревья наконец расступились, впереди блеснула знакомая полоса асфальта. Она свернула влево и снова добавила газу.
Далеко впереди завыла сирена.
– У нас хвост! – предупредил Половски.
– Куда теперь? – крикнула Кэти. «Виратек» остался позади, но теперь опасность грозила с противоположной стороны.
– Не знаю! Жми!
Пока еще полицейские машины оставались за деревьями, но они быстро приближались. Пропустят или остановят?
Она заметила ее в самый последний момент, просеку, уходящую в сторону от дороги, и, повинуясь внезапному импульсу, свернула с шоссе на кочковатое поле.
– Нет, – застонал Половски. – Только не это!
– Помолчите! – оборвала Кэти, направляя фургон в невысокие заросли. Проскочив кусты, она вывернула руль и погасила фары.
Вовремя. Уже через несколько секунд мимо них по дороге пронеслись две патрульные машины с мигалками. Слушая, как затихает вой удаляющихся сирен, Кэти откинулась на спинку кресла. В темноте кто-то заворочался.
– Ее зовут Бонд, – пробормотал Мило. – Джейн Бонд.
То ли всхлипнув, то ли рассмеявшись, Кэти повернулась к перебравшемуся на соседнее сиденье Виктору и в следующее мгновение оказалась в его объятиях. Он целовал ее в губы, в мокрые от слез щеки, и она понемногу притихла и успокоилась.
Позади кто-то вежливо откашлялся.
–Э, Герш? – нерешительно позвал Олли. – Ты не думаешь, что пора двигать?
Неохотно оторвавшись от ее губ, но не отрывая глаз, Виктор чуть повернул голову:
– Конечно. Но только пусть за руль сядет кто-нибудь другой, ладно?
– Вот теперь все только начинается. Главная опасность впереди, – сказал Половски. Он сидел за рулем, и они приближались к Сан-Франциско с юга. Кэти и Виктор сидели впереди вместе с фэбээровцем; Олли и Мило дрыхли сзади, свернувшись калачиком, как два наигравшихся котенка. Из динамика доносились мягкие гитарные переборы. На панели мигали зеленые огоньки.
– Улики у нас есть, – продолжал Половски. – Теперь им не отвертеться. Но без боя они не сдадутся. Эти парни пойдут на все. Начинается игра в кошки-мышки.
«Интересно, а что за игра была раньше?» – подумала Кэти, теснее прижимаясь к Виктору. Ей не терпелось поскорее остаться с ним наедине. Последние два часа они плутали по каким-то объездным дорогам, делая все возможное, чтобы избежать встречи с полицией. О происшествии в «Виратеке», несомненно, уже сообщили властям, и, конечно, вся полиция штата искала фургон со следами от пуль и разбитым бампером.
Половски был прав. Ситуация накалялась.
– В городе нам нужно первым делом передать пробирки на исследование. В разные лаборатории. Для независимой экспертизы, чтобы никаких сомнений уже не оставалось. Вы знаете, куда можно обратиться?
– У меня знакомый в Нью-Хейвене. Выпускник Йельского университета. Заведует лабораторией при больнице. Ему можно доверять.
– Йель? Отлично.
– У Олли есть приятель в Калифорнийском университете Сан-Франциско. Он может поработать со второй пробиркой.
– Когда заключения будут готовы, я поговорю с одним газетчиком, большим любителем «горяченького». – Половски довольно усмехнулся. – Прощай, «Виратек». Можешь рыть себе могилу.
– Вы так радуетесь? – спросила Кэти. – Чему?
– Приятно сознавать, что стоишь на стороне закона. На душе как-то светлее. И чувствуешь себя лучше. Голова работает яснее, адреналин в крови. Как будто остаешься молодым.
– А умереть молодым не боитесь?
Половски усмехнулся:
– Ох, женщины. Вам просто не понять, что такое настоящая игра.
– Я определенно не понимаю.
– А вот Холланд, держу пари, понимает. Он сегодня свою порцию адреналина получил. Пожалуй, даже с избытком. Так, Холланд?
Виктор не ответил. Он смотрел вперед, не отрывая глаз от убегающей полосы асфальта.
– Разве я не прав? – не отставал Половски. – Побывать в лапах у черта и вернуться, каково это, а? Сознавать, что ты прошел через ад только потому, что был хитрее и умнее их?
– Нет, – негромко сказал Виктор. – Вы не правы. Потому что игра еще не закончилась.
Половски вздохнул, и улыбка на его широком лице померкла.
– Почти закончилась. Почти.
Справа промелькнул дорожный указатель, сообщавший, что до Сан-Франциско осталось двенадцать миль.
Четыре часа утра. Звезды на небе, размытом желтоватым светом уличных фонарей, казались тусклыми пятнышками. В пирожковой на Норт-Бич четверо мужчин и женщина сидели за столиком, торопливо глотая горячий кофе и плюшки с сыром. Еще один клиент, мужчина с красными от недосыпания глазами и трясущимися руками, сидел отдельно. Девушка за стойкой уткнулась в газету. Позади нее тихонько ворчала и шипела кофеварка.
– За «Олд кутс», – провозгласил Мило, поднимая чашку. – Которые были и остаются лучшими.
Все подняли чашки.
– За «Олд кутс»!
– И за последнее пополнение, – продолжал Мило. – За прекрасную и бесстрашную…
– Ох, не надо, – простонала Кэти. – Пожалуйста…
Виктор обнял ее за плечи.
– Расслабься и купайся в лучах славы. Попасть в состав столь избранной группы удается не каждому.
– Единственное требование, – сказал Олли, – ты должна играть на каком-то музыкальном инструменте. Причем играть плохо.
– Но я вообще ни на чем не играю.
– Это не проблема. – Олли взял со стола обертку из вощеной бумаги и достал из кармана расческу. – Казу.
